Офисный планктон сбросят за полгода

"Yтро": Три года назад вы говорили о том, что осознанной политики по формированию трудовых ресурсов в России не существует – нет сертификации образования, госзаказа на конкретных специалистов, из-за чего возникает переизбыток одних и нехватка других... Изменилось ли что-нибудь за эти годы? Как складывалась ситуация с трудовыми ресурсами до недавнего времени?

Андрей Нещадин: В принципе подвижки, конечно, есть, но я бы не сказал, что они очень значительные. В первую очередь, это переход на двухуровневую систему высшего образования – бакалавриат и магистратуру. Хотя до конца этот переход ни университетским сообществом, ни практиками не понят. Потому что, с одной стороны, получение человеком звания бакалавра дает возможность более ответственно отнестись к собственной специализации. Ведь сейчас у большинства выпускников вузов крайне слабое представление о том, чем они будут дальше заниматься: по данным опросов, в конце обучения примерно 60% студентов не собираются работать по приобретенной специальности. Бакалавриат же дает только общее направление, а дальше специализация данного человека будет зависеть от его склонностей и способностей. Но минус этого варианта в том, что подготовка человека к реальной работе становится уже проблемой предпринимателей или самого человека. Потому что бакалавры как таковые производству не нужны. В то же время, вопрос магистратуры является довольно противоречивым. По западным меркам, магистратура – это либо подготовка научно-преподавательских кадров, либо более узкая специализация на бизнес-дисциплинах после двух лет отработки по конкретной специальности. А у нас сейчас магистратура рассматривается как дополнительное образование, которое дает более узкую специализацию, но, опять-таки, в значительной мере, теоретическую. У нас люди получают не практические навыки в реальной экономике, а знания по истории экономических учений или воззрений. Для подготовки кадров нужны практики, которые должны вести концевые модули учебных курсов и выводить обучающихся на уровень реальной работы. Но практически никаких стимулов, никаких вариантов привлечения практиков к преподаванию на сегодняшний день не имеется.

"Y": То есть сейчас вместо готовых, но не всегда востребованных специалистов вузы выпускают бакалавров, представляющих собой некий полуфабрикат специалиста с базовыми знаниями, которого нужно натаскивать до необходимого уровня?

А.Н.: Да, но вопрос, кто и за чей счет это будет делать, не решается до сих пор. И сейчас это дообучение для предприятий, да и для самих слушателей обходится, в общем-то, довольно дорого. Но, в принципе, даже средние предприятия и сами слушатели готовы оплатить эти полтора - два года обучения, например, за счет образовательных кредитов. А это уже создает возможности для запуска новой системы организации образования.

"Y": Как отразится нынешняя кризисная ситуация на рынке труда?

А.Н.: Хотелось бы зафиксировать три особенности мирового экономического кризиса. Во-первых, для России этот кризис не катастрофа образца 1992 и 1998 годов. С другой стороны, это не какой-то кратковременный удар, который быстро рассосется, а вполне закономерное явление, с точки зрения развития мировой экономики – долговременное и многозначное, которое будет длиться, по крайне мере, полтора - два года. Теория и практика безудержного роста потребления, которая являлась основным фактором роста мировой экономики, приказала долго жить. Система маркетинга, которую преподают, сегодня в большинстве наших вузов и которая закончилась в 60 - 70-х годах прошлого века – сначала сделать продукт, а потом продать его, – перешла в другую систему: маркетинг начал влиять на образ жизни и менять его. И образ жизни, в свою очередь, стал влиять на выпуск продукции и определение потребностей. То есть сейчас идет осознание перехода к совершенно новым вариантам потребления, совершенно другим отношениям, когда по многим позициям разработка товара равна сроку жизни данного товара. Это относится к компьютерной технике, IT-технологиям, телефонам и т.д., то есть это уже становится простым фактором производства. Это все еще не до конца оценено, и последствия изменения положения дел в реальном секторе еще впереди. Должно прийти осознание произошедшего. Исходя из этого, для России наиболее важным будет то, что, как это ни парадоксально, данный кризис – своего рода момент истины. Он должен при нормальном его развитии привести к нескольким итогам, первый из которых – обрушение "белых слонов", то есть достаточного количества имиджевых проектов и гламурных товаров, которые в сущности не нужны.

"Y": Вы имеете в виду проекты государства?

А.Н.: И государственные, и частные. Я, например, считаю, что проект Москва-Сити будет значительно урезан. Потому что неплохо мечтать о Москве как о финансовой столице мира, но при нашем объеме фондового рынка и его состоянии на сегодня это задача далекого будущего. Поэтому не надо пытаться бежать впереди паровоза и начинать реализовывать то, к чему мы еще, в общем-то, не готовы. Это относится и ко многим аналогичным проектам, которые в современных условиях вызывают по окупаемости, рентабельности и необходимости большие знаки вопросов. Подталкивать к этому будет и тот факт, что 2008 г. станет последним годом, когда у нас 50% бюджета будут формироваться за счет нефтяных и газовых цен, это уже ясно абсолютно. Причем возможностей для значительного увеличения объемов добычи мы не имеем. То есть мы поневоле будем вынуждены искать применение собственным разработкам в других нишах экономики. Как бы это ни звучало парадоксально – но, например, в АПК.

И, наконец, 2008 г. также будет последним годом, когда у нас было нулевое сальдо по трудовым ресурсам – то есть сколько выбыло, столько прибавилось. Со следующего года у нас будет только убывание трудоспособного населения, и в довольно большом размере. Поэтому очень многие экстенсивные проекты станут нереализуемы либо надо будет искать какие-то другие пути для их реализации. Возникнут вопросы: где брать людей и как стимулировать их проживание в нужных местах, и надо ли это вообще делать? Какой будет экономический эффект после всего этого? В значительной мере будет пересмотрено значение тех или иных отраслей, направление их развития и т.д. В этой ситуации могут быть два пути: либо нам удастся вписаться в тот мировой процесс развития постиндустриального общества, который намечается, – и у нас, в общем-то, определенные шансы для этого есть. Либо мы и дальше будем продолжать такое кривое развитие экономики, когда будут развиваться два - три направления высокотехнологичных производств, скорее всего, государственных, поскольку они имеют оборонное или экологическое значение, но основными в экономике будут являться сырьевые отрасли.

Но в любом варианте сейчас встанет вопрос о кадрах. Если говорить о варианте офисного планктона, его сброс произойдет довольно быстро: думаю, за полгода этот лимит будет исчерпан. А дальше, понимая положение дел с трудовыми ресурсами, скорее всего, будет применяться система сокращения рабочей недели, неполный рабочий день, вынужденные отпуска... Но по нашей родной исторической системе (и в данной ситуации это довольно справедливо будет) работодатели будут стараться людей максимально передержать, хоть один - два года, поскольку, в принципе, до сих пор не очень понятно, на каких отраслях реального производства и как скажется кризис. Правда сейчас нельзя мыслить отраслями: отдельные производства могут спокойно даже при кризисе существовать и набирать темпы развития, захватывая рынки у соседей, а другие будут только булькать вполне нормальным рыночным путем. И кто-то сейчас будет и свои кадры удерживать, и приобретать высококвалифицированные кадры у разоряющихся соседей.

"Y": Когда у тебя все хорошо, а у соседа все плохо, понятно, что твой кадр и так у тебя останется – зачем его удерживать?

А.Н.: Кризис усилит конкурентную борьбу. Мы с вами не в джунглях. Это звери устраивают водопойные перемирия в момент жары. А бизнес во время жары, наоборот, считает, что это самое время заняться переделом собственности. И вот этот процесс смены собственника, слияний, разделений, переделов рынка сбыта будет очень активным. А здесь нужен не офисный планктон, а грамотные, активные, образованные, талантливые кадры.

"Y": Помимо офисного планктона, одними из первых лишатся работы мигранты. В частности, их очень много в строительной отрасли, которая уже серьезно пострадала. Чем это чревато для страны? Следует ли ждать социальных волнений, роста преступности?

А.Н.: Нас спасает то, что кризис начался в сентябре, а не в апреле. Потому что строительство еще с лохматых советских лет всегда имело сезонность. Основные трудоемкие работы проводятся в летнее время, и большинство мигрантов, которые заняты в строительстве, привыкли зимнее время дома проводить. Поэтому сейчас будет нормальный сезонный сброс мигрантов, а к следующему апрелю, я думаю, мы разберемся со своими потребностями в иностранной рабочей силе.