Женщина в слепке эпохи

Спектакль "Идеалистка", поставленный в РАМТ Владимиром Богатыревым, пришелся очень кстати. Только успели отыграть премьеру в стенах родного театра, как с пылу с жару он отправился на проходящий в центре "На Страстном" фестиваль моноспектаклей SOLO. Моноспектакль – жанр крайне трудоемкий, не только для единственного занятого в нем актера, вынужденного час, а то и два не сходить со сцены, но и для зрителей. Времени отвлечься на театральные спецэффекты или изыски ансамблевой актерской игры нет. Все предельно просто: один актер (в данном случае – Ульяна Урванцева), немного лицедейства и воображения – и вот, как джинн из бутылки, возникает чудо театра.

В РАМТ "Идеалистку" играют в "Черной комнате" – небольшом зале (всего два ряда зрителей), официально открытом в прошлом сезоне. Предполагалось, что здесь будет сформирована программа ночных показов – коротких, полуэкспериментальных, в чем-то даже необязательных спектаклей. Вроде и в театре, а вроде и в джинсах, вроде серьезное искусство, а вроде и продолжение ночной жизни. Первая премьера – "Платонов. III акт" – вышла действительно любопытной зарисовкой. Ранняя чеховская пьеса и шире – чеховские любимые темы показаны, как под гигантской лупой, всего через один акт в одном, максимум двух метрах от зрителей. Следующая премьера, ноябрьская, тоже обещает быть занимательной: Юрий Еремин, готовящий на большой сцене "Красное и черное", оставляет кое-что для "приложения" (а известно, что приложение с его вдумчивой сконцентрированностью нередко оказывается даже сильнее оригинала).

"Идеалистка" в этом смысле остается середнячком – милой, честной, лиричной постановкой, в которой подтверждается удивительная способность театра: скромно топтаться на месте, пока годы бегут. Частично это впечатление от содержания, а не формы спектакля.

В качестве основного здесь взят текст крохотной пьесы Александра Володина, написанный им в самом начале 1960-х. В нем явственно чувствуется и упоенность советской литературой (героиня – библиотекарша), и причастность к героическим будням советской истории (во время блокады героиня ночует прямо на работе, у буржуйки, в то время как поток читателей не иссякает, а неверного мужа принимает назад, только когда он возвращается с войны без руки). Здесь можно разглядеть и ключевую оппозицию эпохи: сюжет строится вокруг воспоминаний библиотекарши о трех встречах с ее любимым (в том числе и в прямом, хотя и платоническом смысле слова) читателем – профессором Баклажановым, выносящем "сверхъестественные" наблюдения о прочитанных книгах, и одной встрече с его сыном – молодым, целенаправленным ученым, интересующимся кибернетикой и "чем-нибудь про шпионов".

Наша героиня, без сомнений, занимает сторону лириков, а не физиков и взирает на новое поколение с поистине пушкинской мудростью – в финале она покачивает головой, улыбается и решительно цитирует классика: "Здравствуй, племя молодое, незнакомое..." Кроме этого, она (это уже не по тексту) кладет на стул очки с толстыми стеклами, безвкусную бархатную повязку (очки и повязка – вариация на тему "Не родись красивой" – основные акценты внешнего облика библиотекарши) и томик Александра Володина с любовной лирикой. Тихо декламирует на прощанье одно из стихотворений и исчезает за дверью – в "Черной комнате" занавеса нет.

Тут наступает окончательная растерянность, уже зреющая во время спектакля. Понятные и даже отчасти разделяемые всяким культурным человеком идеалы библиотекарши – сеять разумное, доброе, вечное – получают выражение в мягком, но настойчивом пафосе самой постановки. Музыкальные композиции советских лет, стихотворения про одиночество и не сложившиеся любови, надевание и снимание пиджака-брони, включение и выключение света – все добротные театральные приемы, с одной стороны, действительно способны пробудить некоторые ностальгические позывы, а с другой – совершенно не понятно, откуда и зачем вдруг возродились. Изучить советскую эпоху изнутри нее самой никогда не поздно, но хотелось бы, хотя бы иногда, еще и посмотреть на нее со стороны. Не как на страшном суде, а в форме легкого остранения.