Диктат прекрасного

ФОТО: chekhovfest.ru

В течение почти недели одновременно, день в день, в рамках театрального фестиваля им. Чехова шли гастроли двух хорошо известных в мире театров - лондонского "Cheek by Jowl" и квебекского "Ex Machina". В этом легко увидеть особую символичность. Слишком характерными являются эти два типа зрелищности на современной сцене. Собственно, они-то современную сцену во многом и определяют. Корректная, аскетическая и ироничная интерпретация классического текста ("Цимбелин", режиссер Деклан Доннеллан) и выдуманная, поставленная и сыгранная автором с впечатляющей технической навороченностью и восхищающей человеческой простотой история частного человека перед лицом Космоса ("Обратная сторона Луны", режиссер Робер Лепаж). Режиссерский театр, слегка растерявшийся в период активной кампании по борьбе драматургов за свои права, вновь диктует свои правила игры, и от этого диктата почему-то совсем не хочется убегать в оппозицию.

Театр "Cheek by Jowl" был в России не раз, а его создатели - талисман и символ Чеховского фестиваля режиссер Деклан Доннеллан и сценограф Ник Ормерод - давно обосновались не только в фестивальной программе, но и в репертуарах столичных театров (принципиально предпочитая классику; помимо Шекспира они ставили "Бориса Годунова" Пушкина и "Три сестры" Чехова). Канадский драматург, актер и режиссер Робер Лепаж со своим продюсерским центром "Ex Machina" перед российской публикой предстал впервые. В полном соответствии с названием, театральная продукция его центра чрезвычайно механически сложна и громоздка, поэтому организация гастролей - удовольствие не из дешевых. Правда, многолетнее терпение не осталось без вознаграждения: в Москве будет показан не один, а целых четыре спектакля Лепажа. Это редкость даже для Канады. Как признается сам Лепаж в интервью, на родине он бывает нечасто, устраивая там всего несколько показов в год.

Зато Деклан Доннеллан с завидной регулярностью поставляет на английскую сцену свои спектакли по Шекспиру. Радикальной интерпретацией, сногсшибательной актерской игрой или шокирующим погружением в современную действительность они, правда, не отличаются. Хотя и то, и другое, и третье уловить в них можно, но дается все в меру, тактично, намеком. В "Цимбелине", скажем, собравшем в себе и мотивы сказок про злую мачеху, и отзвуки других шекспировских пьес, и исторические хроники, двух противоположных по характеру персонажей играет один актер (Том Хиддлстон). В очках и белом плаще он - Постум, правильный, добрый, тихий и спокойный супруг королевской дочери; снимая их, он на глазах становится мрачным, желчным, завистливым и нервным Клотеном, безуспешно стремящимся к деньгам и славе. Чем это преображение не эффектная интерпретация не только данной пьесы, но и вообще шекспировского мира, в котором двойственность и неопределенность пропитывают воздух, а путешествие по ту сторону привычки и заведенного порядка движет действие?

Однако оригинальность режиссерской концепции Доннеллан не педалирует. Надежность драматургического построения, качество литературного текста и закрученность интриги определяют лицо его спектаклей. Режиссер лишь оживляет их и дает зазвучать. На это работает лаконичная и выразительная сценография Ника Ормерода: на полупустой сцене лишь несколько стульев и два роскошных синих занавеса. Поднятые кверху под звуки грома в самом начале, они нависают тяжелыми, хмурыми тучами над королевским двором, в котором, как заведено, слишком многое прогнило. На оживление работает и сдержанная актерская игра: со вскриками, но без истерик, со вздохами, но без вселенских страданий. Не самая лучшая шекспировская пьеса, по мнению некоторых исследователей, вовсе не принадлежащая перу самого классического автора мирового театра, превращается в довольно занимательную, совершенно понятную для зрителей историю о любви, ревности, честности и подлинности (в противоположность двойственности). Поцелуй в конце спектакля заставляет улыбнуться над этой благостной картиной. Но дела сильно не меняет.

Фото: chekhovfest.ru

Историю обретения подлинности рассказывает и Робер Лепаж. На сцене из невысокой стены с иллюминатором и гладильной доски возникают все нужные обстоятельства действия: космическая ракета, шкаф, забитый одеждой, аквариум, лифт, телестудия, университетская кафедра, бар и аэропорт. Главный герой моноспектакля - ученый-неудачник, потерявший мать (она, будучи долгие годы инвалидом и сидя на строжайшей диете, выпила слишком много воды и "утонула в собственной моче"), любовницу (она вышла замуж) и место в университете, пытается написать докторскую диссертацию о влиянии на культуру научных открытий XX века. Параллельно вспоминает о матери, умершей в доме престарелых, своем детстве, заботится о переехавшей к нему золотой рыбке Бетховине, без энтузиазма ругается с успешным братом и снимает видео о жизни землянина для инопланетных цивилизаций. Отрывки диссертации, хроники советско-американской истории космонавтики и эпизоды домашнего видео, когда Филипп рассказывает Им о человеческом жилище, количестве и предназначении комнат, а потом как-то незаметно о маме, о ее красивых ногах, о ее болезни и смерти, составляют основу спектакля. Уподобление микро- и макрокосма получает здесь зримое и буквальное воплощение. Конечно, человек - это песчинка Космоса, космическая пыль, но одновременно он и единственный, кто способен восхищаться мертвым порядком и ледяной красотой, единственный, кто, теряя землю под ногами, способен думать о полете. Чуткая игра на сопоставлении масштабов внеземного и человеческого, технического и душевного делает спектакль Лепажа почти интимным, если не считать пары сотен утирающих слезы людей в зале.