Индульгенция Формана

"Призраки Гойи" (Goya`s Ghosts)
Режиссер: Милош Форман
В ролях: Хавьер Бардем, Натали Портман, Стеллан Скарсгорд, Рэнди Куэйд
Испания, 2006

Новый фильм Милоша Формана "Призраки Гойи" сопровождает какое-то старушечье брюзжание: великий живописец остался-де на периферии, сюжет того и гляди скатится в костюмированный телесериал, режиссура расхлябана, Портман кривляется без меры сразу в двух ролях, один Хавьер Бардем спасает от позора. Замечания эти по отдельности может и верны, но в целом уводят совсем в другую степь. К собственному юбилею чешско-голливудский классик Форман выключил своеобычную героику и политес, которыми давил в прежних фильмах "Полет над гнездом кукушки", "Амадей", "Народ против Ларри Флинта", "Человек на Луне", и обратился к чистому искусству и его связи с реальностью.

Даже в названии фильма упор делается на призраков, а не на самого Гойю. На самом ли деле живописца съедала жестокая мизантропия, или Форман на пару с Жан-Клодом Карьером, работая над сценарием, вывел эту формулу вопреки исторической достоверности - совершенно не важно. Герои тут вымышлены почти все и перед лицом Гойи проносятся именно что призраками. 1792 год. Мадрид. Девица Инес из семьи богатых торговцев украшает своим ликом стены собора. Брат Лоренцо проступает из темноты и смотрит зло исподлобья. Карл IV сияет орденами. Его супруга мужиковато скачет на коне. Для Гойи это не более чем модели, удачные натуры, мазки и штрихи. Он вообще склонен держать людей на расстоянии.

Когда священная инквизиция, уже издыхая, объявляет новую охоту на ведьм и Инес попадает в папские застенки, Гойя не горит желанием ее спасти. Сама девушка виновата лишь в том, что свинине предпочитает курицу - сей гастрономический конфуз служит обвинением в иудаизме. Инес отрицает грех иноверия. Но разве устоишь перед дыбой? Вон и брат Лоренцо, когда подвесили за руки на люстру, подписывает бумажку, что произошел от обезьяны. Таким образом отец Инес пытается доказать, что дочка его невиновна. Однако девушка останется в тюрьме лет на пятнадцать, пока наполеоновские войска не арестуют все мадридское духовенство, да еще и ребенка родит. Лоренцо же сперва исчезнет, а затем появится вновь. Бессовестной хитрюге с налетом благородства любой режим сподручен.

Франсиско Гойя во всей этой истории фигурирует действительно не слишком часто. Сидит в своем доме, как в скорлупе, и с радостью пишет портреты всех, кто прилично заплатит. Будь он не великий живописец, а простой ремесленник - прослыл бы конченым подлецом. Исправно хвастая влиятельными друзьями, он ничего толком не делает, чтобы помочь бедолаге.

Но здесь другой расчет. Искусство как прямая связь с богом не предполагает посторонних. Хуже того: попытки во что-то там ввязаться обычно до добра не доводят. Искусство - индульгенция на право жизненного нейтралитета. Воспитанным в категориях партийной литературы и страны-коммуналки такое определение покажется диковатым. Поэт-гражданин Некрасов по привычке ближе, чем бездельник барин Фет. Только все эти конструкции самого художника никоим образом не касаются. У него индивидуальная мерка.

В финале уже оглохший Гойя пытается спасти Инес не потому, что совесть заела, а, скорее, из личных побуждений: невесело на старости лет остаться один на один с тупым переводчиком. В остальных случаях он самоустраняется. Милош Форман, вынашивавший идею фильма чуть не полжизни, пришел, наконец, к той же мысли. Он убедился на собственной шкуре, что переписывать историю бесполезно, что быть в меньшинстве лучше, чем быть в большинстве, но еще лучше быть одному. Полет над гнездами закончился. Не победой и не поражением. Он закончился добровольной ссылкой внутрь себя. Баррикадные идеалы юности выцвели. Залихватский чуб годится для того теперь, чтобы прикрыть лысину.

Под видом "Призраков" Форман выписал себе к 75-летию такую индульгенцию. Сбросил все обязательства. Раздал давнишние долги. Хватит уже, наигрались. Когда снимаешь, даже еще к юбилею, фильм о гении, параллели неизбежны и ожидаемы. Образ Гойи будут кромсать по лекалам режиссерской биографии - Форман втайне на это и рассчитывает. Что до неуверенной режиссуры, так это к Рязанову с Андерсеном. Вот уж где старческий маразм.