Любовь как песня

Персонажи спектакля "Вей, ветерок!" возникают не из диалогов, а из ритма жизни, а тот, в свою очередь, подчинен ритму природы. Времена года и течение дня переведены на язык звуков и привычных деревенских дел


ФОТО: goldenmask.ru



Внеконкурсный спектакль "Золотой Маски" "Вей, ветерок!" Латвийского национального театра, показанный в Центре им. Мейерхольда, мог бы быть интересен только любителям пыльной археологической древности и этнографической экзотики. Два часа на сцене пели народные песни, жгли костры, косили траву, удили рыбу на черный хлеб и собирали ягоды. Проникнуться вялой казенной атмосферой краеведческого музея помешало только одно обстоятельство. Жизнь деревеньки у берегов реки Даугавы воссоздается не как ценный исторический документ, а как бесконечный источник здоровой театральной фантазии. В каждом веками отработанном движении - просеивают ли муку сквозь сито, пилят ли дерево, зажигают ли лучину - открывается неожиданная красота бессмысленного из-за повторений действия, происходящего здесь и сейчас. Неповторимость обыденных действий предстает в "Вей, ветерок!" светлым театральным откровением.

Галина Полищук поставила "Вей, ветерок!" в 2004 г. и обозначила жанр - "песня народная в пяти актах". Сюжет спектакля по пьесе известного латышского поэта и драматурга Яна Райниса действительно сродни народной песне. Грубоватый и неравнодушный к спиртному красавец Улдис (Андриас Булис) не страдает от недостатка женского внимания. В него влюблена "мукомолка" Зане (Карина Татаринова), вьется вокруг него и сестра Зане Анда (Анна Клевере). Но самолюбивый Улдис пытается добиться расположения неприступной Байбы (Резия Калниня). В конце концов, она, кажется, готова уплыть с ним на лодке, но неожиданно для всех Байба бросается в воду и тонет. Над ее светящимся в белой рубахе телом Улдис упрямо повторяет, что все равно увезет с собой.

На самом деле в спектакле ставка сделана вовсе не на развитие сюжета. Несмотря на то что это важная для латышской драматургии вещь, ее мелодичное и затянутое построение, исключая разве что финал, трудно назвать интригующим. Но зато в дополнении к истории на сцене возникают сами подробности деревенского уклада и тамошняя жизненная среда, наполненная жужжанием комаров, плеском воды и протяжным мычанием вдалеке. И все это становится отдельной, не менее наглядной и не менее театральной, историей.

Помост с деревянным парапетом (сценография Моники Пормале) образует сцену прямо между разделенным надвое зрительным залом, и актерам приходится работать на две стороны. На помосте разбросана деревянная утварь, мешки, ветки, музыкальные инструменты. Пространство, наполненное предметами материальной культуры, с самого начала кажется каким-то выдохшимся, сухим, неподвижным. Впрочем, так и есть - спектакль открывается посещением группой туристов в меру пыльного, в меру скучного этнографического музея. Но, оказавшись внутри, туристы переодеваются, и благодаря их шевелению пространство начинает оживать. Вот наступает ночь: слышится свист, дует ветер, где-то ухнул филин, где-то завыл волк. Все звуки живой природы создаются здесь же, на месте командой музыкантов (Илзе Грунте, Анта Еньгеле, Угис Витиньш и Матисс Акутер). Кто-то зажег костер от свечки, потирает руки, никак не может согреться. Привлеченная теплом, заскреблась рядом мышь, оказавшаяся через минуту забитой первой попавшейся палкой. Раздается печальная и красивая песня (Илзе Грунте) "Вей, ветерок!" о ветре, веющем, что бы ни случилось.

Из таких почти музыкальных сценок и складывается спектакль. Персонажи возникают не из диалогов, а из ритма жизни, а тот, в свою очередь, подчинен ритму природы. Времена года и течение дня переведены на язык звуков и язык привычных и от этого немного волшебных деревенских дел. Эпизод чистки картошки превращается в театральное приключение, сопровождаемое стрекотом кузнечиков, лаем собак и кудахтаньем кур. В каждой сценке прячется своя театральная интрига. То на поле во время уборки сена поймали комара, зажали в кулак и проткнули веточкой – и в каждый момент этого пустяшного происшествия жужжание комара изменялось, заглушалось, приостанавливалось, пока вовсе не прекратилось. Или на рыбалке актеры цыкали на кашляющий и хихикающий зрительный зал, требуя тишины. В итоге, они отдали удочку одному из зрителей, а сами уселись в зале, время от времени ехидно интересуясь, есть ли клев.

Но кроме ритма жизни и ритма природы, есть еще ритм песен, умиротворяющий своей необратимостью. От ветерка к сватовству, от сватовства к празднику, от праздника к похоронам. И после снова - вей, ветерок, что бы ни случилось. История несчастной любви Улдиса и Байры оказывается всего лишь одной из песен природы, звучащей среди мычания коровы и кукареканья петуха. А смерть - обыденным событием в общем для всех круговороте жизни. Только вот почему-то этот естественный ход вещей очень сложно принять. Особенно когда вокруг щебечут птицы и простодушно жужжат мухи.

Выбор читателей