За "Доктора Живаго" спасибо скажем ЦРУ

История поэта и писателя Бориса Пастернака, эпопея с так и не врученной ему Нобелевской премией за литературу, последующая хорошо спланированная травля и смерть известны достаточно хорошо. Но, оказывается, даже этот литературно-исторический сюжет, весь пронизанный светлой печалью самоотречения и веры в светлое будущее, содержал масштабную сенсацию, цели имел приземленные и рассчитанные на военно-политический результат. С этой сенсацией выступил в Москве историк литературы и обозреватель "Радио "Свобода" Иван Толстой.

В исследовании Толстого, названом им "Отмытый роман. Загадки первого русского издания "Доктора Живаго", утверждается, что издание, за которое Пастернаку была присуждена Нобелевская премия, было осуществлено в 1958 г. Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов. По словам Толстого, международная обстановка подталкивала противоборствующие в холодной войне стороны использовать любые средства, к тому же, одним из основных конфликтов было столкновение идеологий. В то время Пастернак был писателем под половинчатым запретом. Кое-какие пьесы в переводах – пожалуйста, но не очень то зарывайтесь. Оригинальных стихов с 1945 по 1958 гг. не переиздавалось. Роман всей жизни был отвергнут "Гослитиздатом". Пастернак жаждал увидеть свое произведение изданным на Западе, он был готов ко всему. Это "все" вскоре появилось у порога его дома в полном, так сказать, объеме и предъявило счет за всемирную славу.

У ЦРУ была рукопись романа от автора на русском языке. Уж как его переправили на Запад – история темная, известно лишь, что разведка нашла в Голландии издательство "Мутон" ("Баран" по-русски). Книжка печатается, а издателя на обложке нет, как будто Пастернак сам, находясь в Голландии, выложил средства из собственных карманов на издание романа.

Прознав, что делается в Голландии, издатель первого, итальянского "Доктора Живаго" Джакомо Фельтринелли срочно отправился в Гаагу, явился к Мутону и учинил страшный скандал. Еще бы, в русском издании на книге нигде не обозначен первый издатель Пастернака на Западе. Мутон с легкой душой согласился, и на титульном листе голландского издания стоит его слегка искаженная фамилия - "Фелтринелли". Этот Мутон уж и сам был не рад, что связался с книгой, которая быстро становилась источником крупного политического скандала…

Причина лихорадочной торопливости и нелепых с виду поступков проста: Альбер Камю выдвинул роман на соискание Нобелевки, но позабыл, наверно, что по условиям Шведской академии произведение автора должно быть издано на его родном языке. Итальянский вариант "Живаго" не проходил.

Иван Толстой подтвердил мысль о том, что не возьмись всесильное уже тогда ЦРУ за организацию мощного идеологического удара по Советскому Союзу, роман Пастернака увидел бы свет не так скоро. И тому есть причины технического и коммерческого свойств. Роман получился очень большим (как бы сейчас сказали радийщики, только несколько по другому поводу, – неформат). И большие затраты на издание не могли окупить его продажи: в Европе 1958 г. было не так много читающих художественные произведения на русском, чтобы сметать с книжных прилавков роман "какого-то малоизвестного русского". Итальянец же хоть и претендовал на русское издание, но его не издавал. Ждал. И дождался, потому что права оказались у ЦРУ.

Иван Толстой также утверждает, что на Западе был опубликован черновик Пастернака, поскольку Нобелевскую премию вручили за испорченный текст. Пропущены, по словам литературного историка, целые строчки, эпиграфы, там куча смысловых казусов, ошибки и опечатки. Кому-то из современников удалось оценить сырость рукописи. Мелких, средних и даже крупных ошибок зашкалило за цифру 600. Нужно было издавать, пока рукопись даже в таком варианте вызывала значительный интерес.

Есть и другая версия появления бракованного текста. В Европе друзья Пастернака получили несколько рукописей для ознакомления, но только одна представляла законченный вариант романа. Получила ее близкий друг писателя, графиня и славист в одном лице Жаклин де Пруайяр. Даже текст, изданный итальянцем Фельтринелли, не годился для русского (читай, нобелевского издания). Когда вокруг романа поднялся политический шум, и на арене появились высокопоставленные функционеры ЦРУ, понимая, кто будет оплачивать всю эту музыку и энергично "танцевать автора", графиня, опасаясь за свою репутацию, не решилась отдать свой экземпляр, который был легко узнаваем. Ведь ее имя могли навсегда связать с деятельностью ЦРУ, какой кошмар…

Необходимость сыграть с советским писателем в "Доктора" возникла за океаном после XX съезда компартии, когда американской внешней политике позарез надо было показать всему миру, что свобод и улучшения жизни в СССР, в чем так клятвенно убеждали общественность "дети, племянники и кумовья" "исторического" съезда, нет и не было. Иван Толстой рисует грандиозную картину противостояния по всему миру, на фоне которого разыгралась трагедия человека и писателя, причем, с элементами детектива. Но и со значительным вкладом в русскую литературу. И в мировую культуру тоже. Довольно регулярно выходят конопрочтения романа, гдезападные актеры с разной точностью и степенью достоверности пытаются донести боль, отчаянье и веру русской души. И тут же приступают к сцене совокупления.

К слову, окончательный, "канонический" вариант "Доктора Живаго" увидел свет лишь 10 лет спустя после скандала с отказом автора получить Нобелевскую премию по литературе. В 1967 г. графиня де Пруайяр договорилась с мичиганским издательством, а также с издательством Мичиганского университета, по поводу выпуска самого правильного текста.

Возникает недоумение. Насколько удавалось общаться с писателями самых разных калибров и степени приближенности к Промыслу Божьему, для большинства смерти подобно отдать неправленую рукопись, или если есть "кой какие мыслишки по поводу улучшения". Сколько известно случаев, когда издателям, друзьям и женам приходилось чуть ли не силой вырывать папку у автора, потому что сроки поджимали и с гонораром возникали проблемы.

Это тоже историки объясняют. Европейские друзья писателя всеми силами старались замести следы своего участия в операции, проводимой американской разведкой в отношении культурного явления мирового масштаба. Думается, они знали, что цена всего этого детектива наяву – Нобелевская премия и мировое признание. А канонический текст лежал и ждал своего часа в положенном месте.

В особенно нелепой ситуации оказалась именно графиня. Как доверенное лицо советского писателя, она обязана была следить за идентичностью русского издания и эталонной рукописи. Де Пруайяр была вынуждена делать все наоборот: она искала рукопись неправильную, с ошибками и без авторской правки. Репутация ее стоила романа…

Ученые до сих пор спорят, было ли Пастернаку заранее известно, что венец его творенья претендует на самую престижную в мире литературную награду. Впрочем, Ивана Толстого этот вопрос уже не мучает. Он со всей ответственностью заявляет, что Пастернак не только догадывался, что его ждет после отправки рукописи на Запад, он шел на громкий успех, неминуемо связанный со скандалом. Он шел на все и приближал это время как мог. Предвидел и гонения, и хулу. По мнению Толстого, писатель сам придумал и начал осуществление сюжета с разными изданиями и иностранцами, оспаривающими пальму первенства. Вспомнилась тут мысль питерского писателя Виктора Сосноры о том, что путь к успеху лежит через цепочку хорошо спланированных скандалов. Вот только о вмешательстве во всю эту историю разведки Соединенных Штатов Пастернак вряд ли и помыслить мог.

Да и кто бы мог подумать, что в противовес жестким и, порой, жестоким методам работы советской внешней разведки по всему миру и контрразведки внутри страны американцам придет в головы направить против Советского Союза и его коммунистической идеологии русскую литературу и культуру, от которой Советы всячески охраняли свой народ.