Фил Коллинз попрощался красиво

О том, что выступление Фила Коллинза, прошедшее в конце минувшей недели в московском СК "Олимпийский" в рамках мирового "First Final Farewell Tour", станет одним из знаковых событий нынешнего осеннего концертного сезона, можно было догадаться по количеству представителей музыкального бомонда и других известных публичных персоналий в VIP-секторе спорткомплекса. И то сказать, по теперешнему статусу поп-звезды мирового уровня Коллинзу куда больше подошел бы пафосный ГКД. Да только вряд ли он смог бы вместить всех желающих посмотреть шоу легендарного музыканта, если уж "Олимпийский" в этот вечер пережил очередной аншлаг – длинные очереди на подступах к стадиону были первым тому свидетельством.

Концерт начался примерно с получасовой задержкой; для затравки в динамики дали длинное intro, под протяжные звуки которого большая часть зрителей из числа лениво прогуливающихся по фойе успела достичь своих мест и встретить появление Фила Коллинза дружными овациями. Невысокий усталый человек в мешковатом сером костюме без лишних слов вышел, отсалютовал зрителям барабанными палочками и сел за ударную установку – тем самым напоминая о том, что он "...не певец, который иногда играет на ударных – но барабанщик, который малость умеет петь". Вторым, кто появился перед москвичами, был давний друг и правая рука Коллинза – Честер Томпсон, работавший "штатным" концертным барабанщиком Genesis еще в начале 80-х. Пока коллеги по старой памяти восхищали публику синхронной игрой на ударных, на сцену постепенно подтянулись и остальные оркестранты. После чего концерт пошел в полном соответствии со зрительскими ожиданиями: значительную часть "прощального" сет-листа составили лирические баллады, в свое время принесшие музыканту мировую славу.

Коллинз показал в Москве хорошо продуманное и прекрасно срежиссированное шоу. Где каждому участнику представления заранее отведено свое место и роль. Где смуглые бэк-вокалисты четко знают, когда надо просто томно перетаптываться у микрофона и подпевать, а когда можно гуськом шлепать вдоль сцены за спиной напевающего что-то фронтмена, подражая его знаменитой пританцовывающей походке. Где духовики синхронно покачивают инструментами в такт песне или личным примером призывают зрителей хлопать поактивнее. Где гитарист, лениво ползающий пальцами по грифу, внезапно выходит вперед и вдохновенно закладывает пронзительный "соляк". Где звук – даже по меркам "Олимпийского" – весьма пристойный, а команда свето- и видеоинженеров состоит из профессионалов высокого класса.

Это было шоу, по яркости и помпезности мало чем уступавшее гастролям Шер или Марайи Кэри, но все-таки, как кажется, значительно выигравшее у них по искренности. На такое восприятие во многом повлияла и грамотно выстроенная драматургия и сценография: танцевальные ритмы ко времени сменялись проникновенными балладами вроде "Another Day In Paradise" и "One More Night", и наоборот. Нашлось в программе немного места даже кельтским мотивам (партию волынки, правда, как и ожидалось, имитировал клавишник); еще один выход представлял собой натуральную стилизацию под gospels, спетую, как и полагается, a-capella с вокальной группой. Последние минут 15 звучали исключительно танцевальные боевики; в это веселое попурри затесалась было вещица из репертуара Genesis ("Invisible Touch" с одноименного альбома 1986 г.), но и та была исполнена почти неотличимо от других композиций, в американизированном гламурно-фанковом ключе, к которому бывший рокер испытывает сейчас заметную симпатию. И если в начале концерта группу танцевальной поддержки Коллинзу обеспечивала кучка энтузиастов из числа наиболее "неусидчивых" VIP-персоналий, то к моменту, когда на партер обрушились залпы салюта из разноцветных ленточек, в своих креслах оставались сидеть очень немногие. Публика долго рукоплескала артисту стоя.

Но настоящее прощание случилось все же позже, во время выхода на бис. Герой вечера по очереди представил всех музыкантов, с которыми играл в этот вечер, и каждый названный, словно в детской считалочке, откланивался и уходил со сцены. Тяжелые портьеры на плазменном заднике постепенно закрылись; в зал сразу же дали свет. Зрители расходились с ощущением только что пережитого праздника – а вслед им с застывших экранов серьезно и немного грустно смотрел Фил Коллинз, вскинувший вверх руку в прощальном приветствии...