Увидеть нимфу и умереть сладкой смертью

Салонная живопись сладка и тягуча. Отдельные полотна лучших ее представителей ласкают взор. Но в больших количествах от всех этих одалисок, пастушек, кудрявых девочек и милующихся коров слегка мутит


Художник: Г.Семирадский



Поклонников русского реализма, воспитанных в слепой и беззаветной любви к творчеству передвижников, картины салонных мастеров возбуждают не больше, чем красная тряпка – разъяренного быка. Покосившиеся деревеньки, худосочные дети, хромоногие калеки и серые размытые дороги долгое время считались образцом настоящего искусства; все прилизанное и приукрашенное неизменно получало позорное клеймо: "салон". Отчасти такая оценка справедлива, и с точки зрения истории искусства наши реалисты-передвижники, безусловно, сильнее и интереснее слащавых академистов. Но покупатели часто имеют собственное мнение. Во все времена жили люди, далекие от искусствоведческих изысков. Выбирая полотно для гостиной или столовой, они отдавали предпочтение голубому морю с одиноким парусником, резвящимся наядам, античным идиллиям и тому подобным сюжетам. Выставка "Пленники красоты" в Государственной Третьяковской галерее знакомит с академической и салонной живописью 1830-1910 годов.

Первые салоны появились в Европе лет триста тому назад. Маститые французские академики, следуя уставу самой же Академии, регулярно показывали в Париже свои произведения друг другу, а также королю и его свите. И только в 1725 г. появилась мысль приглашать на выставки, устраиваемые в Лувре, и любителей искусства из числа знати. Хитрые французы знали, что делали, – польщенные аристократы немедленно становились щедрыми покупателями.

Вскоре посещение Салонов превратилось в модное светское времяпрепровождение. Самые богатые кошельки и самые просвещенные умы считали своим долгом потусоваться на престижном вернисаже. Сюда же стекалась всевозможная богема и околокультурные деятели: критики, журналисты, галерейщики и арт-дилеры. Так зарождалась традиция, существующая и по сей день.

Просвещенная публика XVIII столетия не скрывала своих вкусов. Отдавая должное героическим сценам и монументальным мифологическим полотнам – предмету гордости французских академиков, сильные мира сего предпочитали украшать свои дворцы и виллы совсем другими картинами. Розовощекие служанки, кудрявые девочки с птичками, сатиры, заигрывающие с мясистыми нимфами, и пастухи, воркующие с опрятными пастушками, таинственные руины и леденящие душу кораблекрушения пользовались небывалым спросом.


Художник: П. Федотов

В итоге сложился тот "репертуар" тем, который будет характерен для салонного искусства и в дальнейшем. Именно поэтому настоящее салонное искусство несет печать эстетики XVIII века, а со временем и само это столетие станет любимой темой мастеров последующих времен. Переливы красок, изысканность поз, легкий оттенок фривольности, занимательность сюжета будут "общим местом" виртуозов, становящихся любимцами публики. В таком виде салонное искусство перекочевало во многие европейские страны, в том числе и в Россию.

Первая публичная выставка Петербургской Академии художеств состоялась в 1804 году. С тех пор ежегодно, в сентябре, в течение двух недель посетители могли насладиться зрелищем, которое раньше было доступно лишь членам императорской семьи и двора. А русские салоны конца XIX века уже не уступали по богатству и разнообразию своему парижскому предку.

М.Скотти и О.Тимашевский, В.Якоби и М.Зичи, Г.Семирадский и Ф.Бронников, К.Вениг и В.П.Верещагин, К.Маковский и А.Харламов, А.Литовченко и К.Лебедев, Ю.Леман и К.Степанов, Ю.Клевер и А.Мещерский, Н.Сверчков и Р.Зоммер – некоторые имена знакомы нам с детства, про другие ни в одном толстом справочнике нет ни строчки. А ведь когда-то за их полотна выкладывали целое состояние.

Конечно, у салонного искусства всегда были противники. Известные писатели, критики и просто мыслящие люди активно восставали против зализанной красивости, справедливо полагая, что настоящее искусство призвано оперировать более глубокими этическими и эстетическими категориями. Так непоколебимое пристрастие Айвазовского к необычайным природным эффектам дало повод Достоевскому сравнить знаменитого мариниста с Дюма-отцом: "Г-н Дюма пишет с необычайной легкостью и быстротой, господин Айвазовский тоже. И тот и другой поражают чрезвычайной эффектностью, потому что обыкновенных вещей они вовсе не пишут, презирают вещи обыкновенные... у того и у другого произведения имеют сказочный характер: бенгальские огни, трескотня, вопли, вой ветра, молнии... Положим, что граф Монте-Кристо богат, но к чему же изумрудный флакон для яду?.."

Салонная живопись сладка и тягуча. Отдельные произведения ее лучших представителей, таких как Маковский или Семирадский, ласкают взор. Но, оказавшись в зале, наполненном томными одалисками, пленительными нимфами, жизнерадостными итальянками, псевдорокайльными сценками, нежными пасторалями, милующимися коровами и приторно-голубыми пейзажами, невольно чувствуешь, что захлебываешься в море сладкой патоки. Видимо, примерно так и должна выглядеть пресловутая сладкая смерть.

Выставка открылась ГТГ 19 октября.

Выбор читателей