Тайна смерти Владимира Маяковского

Прошло почти три четверти века со дня таинственной гибели Владимира Маяковского. Многое изменилось в оценках его роли в поэзии, но загадки последнего дня жизни остались неразгаданными




У великого пролетарского поэта Владимира Владимировича Маяковского юбилеи бывают почти ежегодно. На будущий год приходится 75-летие его странной кончины. В нынешнем же отмечается 75-летие начала его последнего романа и, по странному совпадению, десятилетие со дня смерти Вероники Полонской - последней любви поэта...

В конце ХХ столетия окончилась жизнь многих исторических домов Москвы. О некоторых из них сожалеть должно, о некоторых лучше забыть.

Так, на Лубянской площади не стало знаменитого жилого дома, в котором располагалась одна из двух московских музеев-квартир Маяковского. Здание это снесено не было, просто его поглотила громада, скромно названная "вычислительным центром" Лубянского ведомства. В том, что оно может вычислить каждого из нас, сомневаться не приходится, но вот чтобы для этого понадобились такие габариты…

История у этого дома замечательная, но замечать ее лучше с большого расстояния. А вот одному моему приятелю довелось прожить там несколько детских лет. Его отец, отсидевший по 58-й статье, возвращен был в Москву без всяких поражений в правах. Более того, вселен он был в тот же самый дом, из которого был когда-то выведен в места не столь отдаленные - просто перевели через дорогу и сразу во внутреннюю тюрьму, без "воронков" и траты государственного бензина.

Дом на Лубянской площади оказался после 53-го года заселен и палачами, и жертвами. Благо и те и другие не относились к высшим эшелонам властей и "врагов народа". Квартиры были преимущественно коммунальные, так что по Yтрам очередь в сортир представляла собою приятный симбиоз грибного рода: под березой подберезовик, а под осиной, понятно, подосиновик.

Среди немногочисленных обитателей этого дома выделялась одна пожилая дама. Проживала она где-то в подвальном этаже едва ли не со времен постройки сего досточтимого сооружения и всю сознательную жизнь занималась стиркой белья для жильцов. Портомойное искусство она изучила в совершенстве, так что отбою от клиентов не было, как бы часто и менялись общественные строи и жильцы квартир.

Был среди ее клиентов и великий пролетарский поэт-трибун. Действительно, не Лиле же Брик стоять над корытом. С известной периодичностью дама эта наведывалась к Владимиру Владимировичу - приносила и уносила белье, получала положенные копейки. Поэт работал днем, так что и визиты прачки бывали обыкновенно в это время.

И вот как-то среди дня она подошла к квартире поэта с кучей белья. Дверь оказалась открытой, хотя Владимир Владимирович был известен своей мнительностью и за дверью следил тщательно - ее полагалось держать закрытой. Впрочем, квартира была коммунальная…

Дальнейший рассказ мне довелось слышать от своего приятеля несколько раз, а тот в свою очередь слышал его от отца, много лет жившего в этом доме.

Дверь в комнату поэта была закрыта. Из-за нее слышны были голоса, а потом раздался выстрел. Дверь в ту же секунду отворилась, и из нее выбежали несколько человек. Кажется, их было трое. Прачка отпрянула от входной двери, а пару минут спустя заглянула в комнату Маяковского и увидела картину, каковая подробно описана во всех монографиях о жизни "великого пролетарского поэта". Не получив заработанного, женщина бросилась со страху бежать. Потом ее таскали в соседний дом, где она, теперь уже "страха ради иудейского", не смогла сказать ничего внятного. Или не захотела. Постоянные клиенты, как можно думать, встреченные ею во время допроса, накрепко приказали ей молчать и милостиво отпустили. Потом они, как водится, сами сделались очередными "врагами народа", так что о познаниях бедной дамы в области истории советской литературы после войны уже мало кто догадывался.

В пору хрущевской оттепели она что-то хотела вспомнить-рассказать, да мало кому было дела до всего этого. "Мавры" свое дело сделали.

Маяковский был признан гением пролетарской культуры и официально объявлен покончившим жизнь самоубийством. Тело его во избежание ненужных кривотолков медицинского плана - кости о многом говорят - было благополучно кремировано. Тем более что поэт так любил именно эту форму "массового советского захоронения". Урна с прахом поэта была поставлена в стену колумбария Новодевичьего кладбища и долгое время представляла собою довольно жалкое зрелище. Потом, когда Маяковский окончательно и бесповоротно был признан классиком и официально причислен к лику советских литературных светил, ему отвели отдельную могилу и поставили приличествующий памятник все на том же Новодевичьем, которое тогда уже успело стать самым престижным московским кладбищем.

Исследователи жизни Маяковского зафиксировали воспоминания еще нескольких человек, случайно попавших в день его гибели к дверям квартиры поэта. Некий книгоноша и даже одна из соседок Владимира Владимировича вроде бы припоминали "что-то подозрительное". После смерти Сталина одна из сестер поэта несколько раз приводила неких иностранных "экспертов", но яснее от этого не стало. Так что рассказ портомойной дамы выглядит если и не вполне правдивым, то все же имеет под собой некоторое основание. Проведенные недавно экспертизы, в частности, бывшей на поэте в момент смерти рубашки, а также результаты двух(!) вскрытий тела Маяковского склоняют исследователей к версии самоубийства. И для ее полного обоснования не достает лишь некоторых мелочей…

Понятно, что у любого нормального человека тема чужой смерти и отыскание ее причин вызывают оторопь, но "великий пролетарский поэт" сам как-то дал разрешение на такое исследование, заметив между делом: "Я люблю смотреть, как умирают дети".

Кстати, у Маяковского на второй и главной его квартире в Гендриковом переулке была собственная, постоянная "Нюша", звавшаяся Пашей, но так ли хорошо она стирала и так ли была наблюдательна…

Выбор читателей