Молния в бабьем царстве

newizv.ru

Жанр представления обозначен как "фантазии на тему пьесы А.Н. Островского", на деле это по-хорошему творческое театральное хулиганство. Как отнесся к премьере Владимир Путин, почтивший с супругой спектакль своим присутствием, неизвестно. На афише внутри буквы "О" режиссер в слове "Гроза" поместил "А" с характерно выпирающей перекладиной - символ анархии. Это можно счесть и за ошибку нерадивого ученика. Тем более что городок Калинов у Чусовой напоминал монастырь, в котором действует закрытый женский пансион. Действие протекает в дворе-колодце большого деревянного дома, опоясанного тремя ярусами галерей. Декорацию, занявшую собой все пространство сцены от подмостков до самых колосников, создал известный архитектор Александр Бродский. По левую сторону двора находится железная голубятня, клетки с живыми голубями подвешены и наверху, закрывая для обитателей двора небо.

Пригожая собой молодая Кабаниха (Елена Яковлева) может запросто цыкнуть на девок "а идите вы...", Катерина (Чулпан Хаматова) бешено дымит сигаретой. Реплики пьесы перетасованы весьма вольно между героями, некоторые второстепенные персонажи исчезли, будто утонули в хрестоматийном гнилом болоте Калинова.

Кстати, болото представлено так: когда Борис (Юрий Колокольников) ищет встречи с Катериной и сталкивается с Кудряшом, то нижняя деревянная панель отодвигается, и из-под цоколя льется ядовито-зеленый свет - разговор идет на самом дне. Рядом падает вертикальный синий сноп света, а в нем Борис встречается с Катериной, а она тотчас безвольной плетью повисает в его руках: "Нет у меня воли, твоя теперь воля надо мной". Стремительный бег этих сцен идет под звуки танго, зажигательно исполненного все тверже укрепляющим свои позиции на театрах "PAN-квартетом" Владимира Панкова.

Елена Яковлева, звезда "Современника", представляет Кабаниху настоятельницей обители и властной директрисой пансиона, недаром в руках колокольчик. Калиновским "дуняшкам" (в программке их так обозначили), которым художник по костюмам Павел Каплевич придумал особую форму – юбочки на широких бретельках, ведут себя с ней как школьницы-подхалимки. Мужчины в этом бабьем царстве лишь гости, один постоянный жилец только и есть - Тихон. Мать влюблена в сына не меньше, чем Катерина в своего Бориса. К невестке его она по-женски ревнует, Тихон для нее свет в окошке, она нянчится с ним, он ведь вправду - неразумное дитя. Под смех зала на дорогу ему Кабаниха вынимает чистую смирительную рубашку, и надевает на него, словно распашонку на младенца.

Другая звезда театра и кино – Чулпан Хаматова - сочетает море сексуального обаяния и ловкое умение прикинуться овечкой, нарочито показным образом участвуя в лицемерной иерархии взаимоотношений. На самом деле она отчаянная, плещет кипятком из чайника, чтобы обратить на себя внимание Бориса, а в погоне за ним скользит и падает в луже, крича с досады "отчего люди не летают?". Катерина-Чулпан завораживает зал тревожным предчувствием беды, нашептывая "быть греху" и "я умру скоро", опасно свесившись с перил третьего яруса. В этот момент зрители испугано спрашивают друг друга: "как же она, без страховки?". И хотя было заранее известно, что актрису страхуют лонжей, щемящее чувство страха не исчезало.

Во втором акте у Чусовой все начинается с торжества в женской обители с церемонным менуэтом и школьным спектаклем. Участники с Катериной в главной роли разодеты в богато расшитые украшенные мехом одежды, выполненные Каплевичем в барочном восточнославянском стиле. Представляют "Снегурочку" Островского (вспоминайте школьные сочинения, в которых требовалось сопоставить этих двух героинь).

Спектакль в спектакле дает тот же эффект, что и "Мышеловка" в Гамлете, то есть тайное делает явным. Кстати, все ярусы декорации в третьем акте занавешены полиэтиленовой пленкой, слышится шум падающих капель дождя, - так создается ощущение парника. Сама Катерина становится молнией, поразившей остальных участников торжества, ее признание произведет то же действие, что и разряд электричества в перенасыщенной влагой атмосфере. Все в каком-то мареве ползают, прибитые к полу, но самым разрушительным образом удар этот сокрушает Кабаниху. С ней случается именно удар, апоплексический, она тянет к невестке дрожащие руки со скрюченными пальцами, заплетающимся языком с воем выталкивает из себя косноязычные проклятия. Но потом, когда начинается для нее страшное, сын спивается и винит ее в падении жены, Кабаниха собирает железную волю в кулак и обрушивает его на невестку. Какой вопрос она задает ей, убитой горем, после расставания с Борисом? Естественно - "Отчего люди не летают так, как птицы?", и этими словами она подталкивает Катерину к гибели.

У Чусовой монологи героини, кающейся и обвиняющей самое себя, разложены на два голоса – Катерины и Кабанихи. Невестка вопрошает, свекровь отвечает. Невестка: "Куда теперь? Домой идти?" Свекровь: "Нет, не хорошо". Катерина: "Опять жить?" Свекровь: "Нет, не надо". Невестка: "Мне что домой, что в могилу – все равно". Свекровь: "В могиле лучше". И Катерина Хаматовой в последний раз выдохнет "Батюшки, как же мне скучно!" (скука в народе ведь и тоска-печаль, и любовное томление), и с трудом полезет вверх, на самое небо, по веревочной лестнице, привычно напрягая все жилы.

По Чусовой души всех героев, как голуби, заключены в удобную клетку. Среди них одна лишь Катерина – беспокойный взъерошенный воробышек, которому неволя невтерпеж, - рвется наружу. Всеми своими акробатическими вывертами изначально она тянулась к небу, и такие же отчаянные кульбиты совершала душа ее, карабкающаяся к Богу.

Некоторые ворчали, что в прославленной "Грозе" Генриетты Яновской тоже лестница, и у Камы Гинкаса в "К.И." она, но у меня возникла совершенно иная ассоциация. Спектакль Нины Чусовой – чрезвычайно модернизированное произведение. Основные идеи Островского никуда не пропали, но более всего своим рваным ритмическим рисунком, то медитативным, то неистовым, эта "Гроза" напоминает рок-балладу, как легендарная "Лестница в небо" Led Zeppelin:

"Дорогая, ты слышишь, как шумит ветер? Неужели ты не понимаешь, что твоя лестница опирается на шум ветра? И когда мы идем по дороге, наши маленькие души отбрасывают длинные тени, а впереди идет женщина, которую знает каждый из нас, и сияет белизной..."