Христовы муки без анестезии

Страсти Христовы (The Passion of the Christ)
США, 2004
Режиссер: Мэл Гибсон
В ролях: Джеймс Кэвизел, Моника Белуччи, Мария Моргерстерн, Розалинда Челентано, Христо Шопов, Лука Лионелло и др.

Фото thepassionofthechrist.com

Трудно даже вообразить, что всем известный голливудский мачо, сделавший брендом образ "безумного Макса", сыгравший в куче дурацких комедий и боевиков, войдет в историю кино не оскароносцем за посредственное "Храброе сердце", а автором религиозного блокбастера.

Гибсон вписал свое имя в список режиссеров, оказаться рядом с которыми – заветная мечта любого художника. Пантеон тех, кто осмелился живописать на экране распятие Христа и, главное, у кого это получилось, исчезающе малочислен: Пазолини, Тарковский, Скорсезе и теперь вот, ну кто бы мог подумать – Мэл Гибсон!

Правда стоит отметить, что его "Страсти" напоминают скорее развернутый финальный эпизод "Последнего искушения Христа", чем самостоятельный взгляд на новозаветную историю, но это не так уж важно. Копировать гениальные образцы – традиция в изобразительном искусстве, и хорошо, что в нашем случае кино не стало исключением.

Очень долго попытки экранизации священной истории как правило проваливались. Большую роль в этом играл фактор религиозного неприятия всякого внешнего вторжения в мир интимных переживаний верующих. Первая по-настоящему удачная экранизация – "Евангелие от Матфея" великого Пазолини – показала, что, несмотря на общую благосклонность к этому фильму (сломившему существовавший до него негласный запрет на подобные проекты), Римская Католическая церковь весьма скептически отнеслась к идее изображения Богочеловека смертным актером. В 1964 г. юному Энрике Ирацоки, сыгравшего у Пазолини Иисуса из Назарета, по личной просьбе понтифика пришлось распрощаться с артистической карьерой навсегда – дабы впредь не искушать зрителя лишними ассоциациями и не навлечь обвинений в кощунстве.

Фото: thepassionofthechrist.com

Фильм Пазолини долго оставался непревзойденным образцом, пока не настал черед радикально иного взгляда на изображение евангельских событий, предпринятого Мартином Скорсезе, тоже католиком, но уже американским. Здесь не место описывать всю массу беспочвенных и откровенно идиотских обвинений великого художника в кощунстве, особенно со стороны тех, кто фильма не видел. Стоит лишь сказать, что "Последнее искушение Христа" получилось завораживающе прекрасным, бесконечно далеким от эстетики слащавой сериальности, равно как и строгой черно-белой палитры Пазолини, и, главное, умным кино. Этот шедевр открыл новую веху в изображении ключевых событий Нового завета, да такую, что Гибсону, вольно или невольно, пришлось взять за образец именно "Последнее искушение Христа", хотя режиссер признавался, что и Тарковский и Пазолини им были тщательно изучены.

Фото: thepassionofthechrist.com

Скорсезе не пошел проторенным путем буквального толкования и псевдоисторизма, а придумал собственную эстетическую концепцию, для чего и понадобился роман греческого коммуниста Никаса Казандзакиса "по мотивам" Евангелия. Это позволило авторам рассказать о событиях двухтысячелетней давности так, как будто они случились вчера.

Идя именно этой проторенной дорогой, cмешав исторические мотивы со зрелым кинематографическим профессионализмом и воспользовавшись голливудским техническим потенциалом, Гибсону удалось пройти по самому краю и угодить всем категориям зрителей, за исключение разве что слабонервных.

Единственное, чем действительно его фильм отличается от ранее названных, – крайним радикализмом в живописании зверств и откровенной ставкой на человеческие страдания Христа, в ущерб Его духовному подвигу. За два с лишним часа на глазах ошарашенной публики творятся пытки и мучения, настолько натуралистично снятые, что у верующих слезы текут ручьями, случаются сердечные приступы, а самые суровые циники и материалисты к середине ленты подавленно затихают.

Повторюсь: пускай эстетика Гибсона эпигонская, внешние образы очень похожи, визуальные эффекты выглядят близнецами – но в "Страстях" есть собственные драйв, нерв и ритм. А это – самое главное в кино. К тому же Гибсон очень точно следует новозаветному кодексу, почти нигде не добавляет от себя драматургии и лишней фактологии, рискуя лишь в историческом аспекте, поскольку костюмы, внешняя среда и, особенно, латынь и арамейский его героев производят впечатление лишь на людей, в этом совершенно несведущих. Не будем останавливаться на подробном разборе этого – перед нами не научный труд, а предмет искусства. Да, исторически все могло быть иначе. Но как именно было – этого мы все равно никогда не узнаем.

Поскольку эстетика "Страстей" ничего нового не сообщает, говорить о ней можно только в плане нравится кино или нет. Но остается аспект религиозный. Тут возможны варианты.

Фото: thepassionofthechrist.com

Мэл Гибсон, будучи по вероисповеданию старокатоликом, все равно отталкивается от чисто западных, латинских представлений о Пассии, т.е. особом значении искупительных страданий Господа. Для православного сознания этот взгляд кажется утрированным, чрезмерно приземленным, по крайней мере, не имеющим самодовлеющей ценности. Не случайно Гибсона упрекают в том, что сцена бичевания, пыток, а потом и распятия слишком затянута, натуралистична и, вероятнее всего, не соответствует реалиям того времени. Христа "по Гибсону" сначала прибивают к кресту, а затем это орудие казни воздвигают на Голгофе, тогда как, скорее всего, распинаемого прибивали и привязывали уже на вкопанном в землю кресте. Но сцена с пробиванием ладоней лежащего беспомощного человека, с последующим жутким переворачиванием крестного древа, с фонтанами крови, рвущимися на глазах сухожилиями и вылезающими из орбит глазами – смотрится эффектней.

Гибсон половинчато воспринял информацию, которую дала ученым Туринская плащаница, хотя, очевидно, сведениями этими пользовался вовсю. В начале фильма, когда истязатели бьют Иисуса, грим превращает лицо актера в копию Лика именно с Туринского плата. А в сцене распятия гвозди пробивают все-таки ладони, а не запястья Христа, как безоговорочно свидетельствует Плащаница. А ведь сей факт немаловажен именно в историческом плане: в запястьях у человека находятся нервные узлы, и такой способ распятия приносил истязаемому дополнительные страдания, кроме того, не давал рукам сорваться под весом тела. Но, боюсь, тут виной чисто католическая традиция появления стигматов на ладонях – никуда не денешься, пришлось сделать уступку.

Можно привести еще массу несоответствий, вернее – современных трактовок той истории, однако в данном случае это не главное. Гибсону каким-то чудом удалось преодолеть грань лубочного действа, и временами его кадр превращается в современную киноикону. Это производит неизгладимое впечатление. Думаю, для людей, никогда в руки не бравших Евангелие, этот фильм станет не столько путеводителем, сколько поворотным пунктом и побудительным мотивом самим прочесть обо всех повествуемых ужасах. А заодно убедиться, что Новый Завет вовсе не об этом. Если "Страсти Христовы" выполнят эту миссию – а мне кажется, так и будет, – Мэлу простятся все его дурацкие "мэдмаксы" вместе взятые.

Теперь что касается многочисленных обвинений Гибсона в антисемитизме. На мой взгляд, это чистой воды паранойя и говорить тут ровным счетом не о чем. Если уж идти на поводу у любителей сенсационных выводов - скорее итальянцы могут обидеться, ведь главными палачами, причем лютыми садистами, выступают римские преторианцы.

На мой взгляд, у "Страстей" есть только один существенный недостаток, помимо эстетической вторичности, – фильм этот рассчитан на вышибание сильной эмоции, для чего режиссер пользуется неспортивными приемами, работая без анестезии. Верующим, при всем горестном сочувствии к разыгравшейся трагедии, практически не остается места для пасхального ликования, и лишь самый последний кадр, буквально секунда, намекает на Воскресение. А это для зрителя, воспитанного в отличной от католицизма традиции, где отдельно Страстям не поклоняются (ведь католики чуть ли не персонифицируют сами страдания Христа), – весьма непривычная трактовка.

Фото: thepassionofthechrist.com

Это легко объяснить на примере изображения Распятия, которое католики и православные носят на теле. В традиции православия – изображать Спасителя что на иконах, что на нательном кресте именно как уже Воскресшего Крестоносителя, призывающего в свои объятия всю вселенную и несущего на себе новозаветный жертвенник – Крест. Посмотрите – у нас руки Иисуса всегда изображаются параллельно Честному Древу. А традиционно католическое изображение распятия, с провисающим на руках Христом, напротив, имеет задачу показать то, как это все происходило, изобразить предсмертные страдания и смерть, а вовсе не то, что, по существу, есть вечный плод Креста – Его торжество.

Православие неизменно учит, что всем грешникам страдания необходимы для смиренного усвоения ими плода искупления – Духа Святого, посылаемого безгрешным Искупителем. Католический взгляд скорее апеллирует к мысли, что люди своими страданиями принимают участие в искупительных Страстях Христовых. С этой точки зрения фильм Мэла Гибсона, несмотря на все попытки быть предельно "объективным" и "историчным", иначе, как сугубо "католическим", назвать нельзя.

Но вряд ли это недостаток именно кинематографический – все-таки Гибсон снимал не учебное пособие, а создавал произведение искусства. Да и сравнивать особо не с чем. Аналогичная сцена в "Страстях по Андрею" Тарковского снята в метафорическом контексте и к историзму не имеет отношения, хотя визуально, если помните, как раз отвечает православному взгляду на Распятие.

На наши экраны фильм выходит на Страстной седмице, в год, когда православная и католическая Пасха, несмотря на разные церковные календари, совпали. Как известно, в мире нет ничего случайного.

В российских кинотеатрах "Страсти Христовы" можно увидеть с 8 апреля.

Смотрите фильм "Страсти Христовы" на английском языке в кинотеатре American cinema.