Някрошюс прощается с Шекспиром

Литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса достаточно часто приглашают в Москву, с театром и без. За последний год великий литовец поставил здесь аж два спектакля: чеховский "Вишневый сад" совместно с театральным фондом К.С. Станиславского и "Макбета" Верди на сцене Большого. Плюс к этому, его театр Meno Fortas заехал на фестиваль "Балтийский дом" с театральной трактовкой поэмы литовского пастора Донелайтиса.

Заядлые театралы вспоминают другие времена – когда Литва уже стала заграницей, когда в Москве еще не было развитой системы театральных фестивалей, когда Някрошюс был иностранным режиссером... Тогда никто и представить себе не мог, что он будет приезжать в столицу так часто, и уж тем более – ставить здесь спектакли на русском языке с русскими актерами. Это были девяностые, плавно перетекающие в двухтысячные. На рубеже веков Някрошюс ставил Шекспира. Москва была далеко не на первом месте в списке гастролей Meno Fortas, но иногда литовцы заезжали и сюда, чтобы показать спектакли, ставшие в итоге визитной карточкой режиссера. Спектакли, объединенные позже журналистами в "шекспировскую трилогию": "Гамлет", "Макбет", "Отелло".

Именно шекспировскую трилогию привез Някрошюс в Москву по случаю десятилетнего юбилея фестиваля "Золотая маска". Привез, вероятнее всего, в последний раз – он давно подумывает снять их с репертуара, замечая, что актеры не играют уже с прежней живостью, да и шекспировский материал не столь актуален, как несколько лет назад. С последним можно поспорить, ибо 17 февраля, в день первого гастрольного спектакля – "Гамлета" – в зале был полный аншлаг. Някрошюс говорит, что ставил "Гамлета" во время перелома, когда в воздухе "витало некое напряжение" или даже уверенность, что мир (как век) вывихнут. Получился спектакль про то, как переломленное время переламывает и судьбу человека (ибо Някрошюс никогда не ставит про общее, всегда – про частное, личное). Спектакль об ощущении времени.

Этот "Гамлет" – северный, литовский. Он построен на столкновении пламени и льда. Лед тает, пламя сгорает в уголь и сажу. На огромную сломанную шестеренку, зловеще зависшую прямо над авансценой, постоянно падает снег. Колкий, мелкий снег осыпает героев. И – лед. Призрак, появляясь впервые, буквально "прикладывает" Гамлета к огромной ледяной глыбе. Гамлет дрожит в ознобе, мерзнет. Так потом мерзнет и Офелия, играющая с Гамлетом в сугробах. Клавдий, Полоний, Призрак защищены от этого холода теплыми шубами. Дети – Гамлет и Офелия – нет. Дети замерзают.

Отцы и дети – спектакль во многом и об этом. Отцы не могут ни защитить детей, ни направить, ни даже отогреть. Хотя они готовы, хотя они любят, хотя они стараются. Гамлета играет знаменитый литовский музыкант Андрис Мамонтовас. У Някрошюса ему пришлось стать ребенком, который не умеет и не хочет быть взрослым. Он вынужден играть по законам взрослого мира, да только мир для него слишком жесток. И он гибнет – не геройски, раскрыв обман и заколов всех виновных и невиновных, а скорее как Меркуцио в "Ромео и Джульетте", столь неожиданно умирающий на нелепой, мальчишеской и почти игрушечной дуэли, – гибнет, говоря призраку-отцу виноватое, почти извиняющееся "дальше – тишина".

А что же на самом деле дальше?

19 февраля в театре им. Моссовета вторая часть трилогии – "Макбет". Ничего не имеет общего с постановкой в ГАБТе. В центре спектакля – фраза из Экклезиаста: "Время разбрасывать камни и время собирать камни". И безумный шабаш ведьм – не прекращающийся, растянутый на все сценическое действо. Ведьм, которые наряду с леди Макбет буквально толкают несчастного Макбета на преступления, которые тот вовсе не готов совершать.

После "Макбета" (21 февраля и тоже в Моссовете) – "Отелло". Звезда этого спектакля – Дездемона, которую блестяще играет первая литовская балерина Эгле Шпокайте. Точнее даже не играет, а танцует. Самый страшный танец, самый красивый – смерть. В спектакле Някрошюса Отелло даже не душит, а буквально добивает свою возлюбленную. Что касается самого Отелло, он действует, будто выполняя команды, которые сам себе дает.

На пресс-конференции, предшествовавшей началу московских гастролей, Някрошюса спрашивают: собирается ли он продолжать Шекспира? Отвечает – нет. О "Короле Лире" говорит, что не чувствует к нему внутренней готовности. А к чему чувствует? К опере "Борис Годунов", которую его пригласили ставить во Флоренции. И к новой опере Десятникова в Большом театре, либретто для которой обещал написать Владимир Сорокин. Триада Сорокин – Десятников – Някрошюс представляется невозможной, однако Някрошюс говорит, что думает. Более того, говорит, что музыка ему уже понравилась. А если вспомнить его осторожность, как, репетируя того же "Гамлета", он несколько месяцев подряд отрицал в интервью сам факт работы над постановкой, – вполне может быть, что работа уже идет полным ходом и, провожая гастроли, впору справиться о премьере.