Осколок империи уничтожили – и не заметили

Надо полагать, что такого удара он никак не ожидал. Ну ладно, ушла жена, бросила все, уехала в Париж – не все потеряно; ну ладно, тягостно нездоровилось – возраст... но это-то, абсурдное, сбивающее с ног – откуда и за что? Тихим августовским утром 1936 г. уважаемый руководитель русского отдела Славянской библиотеки в Праге Тукалевский неожиданно проснулся агентом гестапо и одним из отрицательных персонажей жестокого процесса, проходящего в далекой Москве.

Там, на судилище 16 главных троцкистов по главе с Зиновьевым и Каменевым один из молодых обвиняемых, Валентин Ольберг, на весь мир заявил, что он, завербованный злейшим врагом советской власти Троцким, приехал в СССР с заданием произвести покушение на всенародно любимого вождя товарища Сталина. Покушение должно было произойти во время первомайской демонстрации на Красной площади, уже были заготовлены пять бомб, и только неустанная бдительность органов НКВД разрушила коварные планы заговорщиков. Ольберг, назвавший людей, помогавших ему на пути в Москву, несколько раз упомянул и пражского библиотекаря Тукалевского, по его словам, несомненно связанного с гестапо, а ему лично оформившего въездные документы в Советский Союз.

В Москве процесс Сталина над его политическими противниками шел непреложным, предварительно многократно отрепетированным образом: обвиняемые, на что-то еще рассчитывая, хорошим слогом и вполне логично признавались в смертных грехах, каялись и просили для себя заслуженного сурового наказания. В Праге ничего не понимающий человек бросился спасать едва ли не единственное, что у него осталось, – свое доброе имя.

Была тут же написана объяснительная записка в МИД Чехословакии, под эгидой которого существовала Славянская библиотека, отнесено заявление в советское посольство, отправлена телеграмма в Верховный Суд СССР. Потом последовало публичное объяснение в газетах – чешская печать, подробно и без комментариев освещавшая ход процесса, предоставила ему такую возможность. Тукалевский, просмотрев библиотечные документы, писал в газету "Народни освобозени":
"Один из обвиняемых на процессе, В.Ольберг, заявил, что я как агент гестапо снабдил его паспортом Гондураса, с которым Ольберг въехал в Советский Союз. Названный Ольберг появился в Славянской библиотеке в 1933 г., назвался доцентом Педагогического института в Сталинабаде (Таджикистан), указал в своей анкете, которую заполнял перед записью в библиотеку, что является немецким гражданином и хотел бы познакомиться с новейшими историческими публикациями. Читательский билет был выдан ему 29 ноября 1933 года. Некоторое время он ходил в читальный зал, а потом уехал, как сам говорил, в Советский Союз. Весной 1934 г. он вновь появился в библиотеке, и 4 мая читательский билет ему был обновлен. Он ходил некоторое время в читальный зал, потом объявил, что будет посещать библиотеку еще долго, поскольку в немецком посольстве ему отказались продлить заграничный паспорт. Потому, якобы, он ждет вызова из Сталинабадского педагогического института, где мог бы продолжать свою преподавательскую деятельность. 21 января 1935 г. был продлен его читательский билет. Весной 1935 г. он еще раз появился в библиотеке и сказал, что уезжает в Сталинабад. Больше я о нем ничего не слышал. Сейчас, когда я узнал о его преступной деятельности и участии в террористическом заговоре, о том, как он меня оклеветал, я сразу обратился с протестом против этой клеветы в советское посольство в Праге и просил, чтобы мой протест переслали в Верховный Суд в Москве. Я убежден, что Ольберг, скрывая истинных своих соучастников, назвал мое имя случайно, только для того, чтобы как-то связать обстоятельства дела. Кроме того, я послал телеграмму на имя Верховного Суда в Москве, чтобы обвинение, брошенное в мой адрес Ольбергом, было внимательно рассмотрено судом и мне принесена сатисфакция. Потом, когда я познакомился с ответами Ольберга суду, я нашел в них имена совершенно неизвестных мне личностей. О брате В.Ольберга, П.Ольберге, знаю только то, что он посещал библиотеку как студент.
Сегодня, когда я познакомился с текстом приговора Верховного Суда, касающегося и Ольберга, и когда я не нашел там упоминания собственного имени, хочу надеяться, что Верховный Суд принял мое заявление к сведению.
Прага, 25 августа 1936 года
В.Тукалевский"

В день написания этого письма все 16 участников процесса, в том числе Ольберг, были расстреляны. Владимира Николаевича такое ужасающее решение вопроса уже не спасало. Он тонул в неожиданно обрушенной на него грязи.

...Валентин Ольберг на суде рассказал о своей роли не без изящества: "Я получил письмо, что наш старый друг настаивает на том, чтобы дипломная работа была сдана к маю". Прокурор Вышинский задает вопрос: "Дипломная работа – это что?". Ольберг отвечает: "Это – убийство Сталина". "А старый друг – кто?". "Старый друг – это Троцкий".

Актерство и склонность к авантюризму привели его к трагическому концу. Валентин Ольберг, 1907 г.р., был из рижских евреев. В 20-е гг. вместе с младшим братом Павлом (Паулем) учился в русской гимназии в Праге, Павел в дальнейшем получил в Чехии высшее образование и специальность инженера. Как и почему они получили возможность ездить в Советский Союз – непонятно (скорее всего, были привлечены к сотрудничеству советской разведкой и НКВД), но в 30-е гг. оба неоднократно там бывали. На суде В.Ольберг показал, что он с 1931 г. был лично знаком с сыном Троцкого Л.Л. Седовым, что в Союзе по подложным документам он добирался аж до Сталинабада (Душанбе), преподавал в институте там и позднее в Горьком (Нижнем Новгороде).

Там же на суде, поведав, как в Горьковском педагогическом институте он вместе с троцкистами Елиным и Федотовым готовил покушение на вождя, В.Ольберг показал: "О том, что Тукалевский – агент фашистской тайной полиции, я узнал от моего брата. Паспорт получил через Тукалевского и некоего Бенда от приехавшего в то время в Прагу генерального консула Республики Гондурас в Берлине – Лукас-Парадеса. Он продал мне паспорт за 13 тысяч чехословацких крон. Эти деньги я получил от Седова".

На процессе Ольберг заложил всех, кого знал, в том числе брата. "Сказка Ольберга", как тут же назвало его откровение парижское "Возрождение", ему не помогла. Оба брата исчезли из жизни – органы НКВД это делать умели.

Владимир Николаевич Тукалевский авантюристом как раз не был. Это был не хватающий звезд с неба интеллигентный человек дореволюционной выделки. Он родился в 1881 г. в Полтаве, там же закончил гимназию. В самом начале XX века учился в Киеве последовательно на физико-математическом факультете университета и сельскохозяйственном факультете политехнического института. Оба учебных заведения не закончил, поскольку занятия там прерывались из-за студенческих волнений. В Киеве работал в журнале "Земледелие", газете "Киевские отклики", через местное "Общество грамотности" организовывал общественные библиотеки.

С 1905 г. Тукалевский жил в Петербурге, здесь у него родилась дочь. Несколько лет он проработал в столичных издательствах, а в 1908 г. поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, который через 3 года окончил. Вплоть до 1918 г. он служил в Управлении по делам мелкого кредита при Государственном банке, способствуя развитию и подъему нараставшего в России кооперативного движения. Параллельно подготовил и выпустил несколько книг по русской истории XVIII в., "Описание толстовского музея" и другие научные работы.

В 1917 г. он был участником Чрезвычайного Всероссийского кооперативного съезда, после Октября стал редактором журнала "Вестник кооперативного кредита". Вскоре, однако, журнал был закрыт новыми властями, а сам Тукалевский арестован и ненадолго заключен в тюрьму. Настала пора спасаться, и в 1918 г. он уехал с семьей из Петрограда в отошедшие финнам Териоки, где имел собственный дом. Больше в Россию Тукалевские не возвращались. В Финляндии глава семьи организовал русскую школу, вел агентство "Политические известия" и был корреспондентом западноевропейских журналов.

В 1923 г. семья переехала в Прагу: Чехословакия не без оснований считалась страной, помогавшей русским эмигрантам, здесь была большая колония русских ученых и профессоров. Нашлось дело и Тукалевскому. Вначале он руководил библиотекой эмигрантского объединения российских земских и городских деятелей ("Земгор"), а в ноябре 1924 г., когда МИДом Чехословакии была организована библиотека русской литературы, был назначен ее директором. Немного позднее русская библиотека МИДа была переориентирована на хранение книг всех славянских народов и стала называться Славянской библиотекой. Тукалевский вплоть до 1929 г. осуществлял общее руководство, а потом заведовал русским отделом.

Работал в библиотеке он истово и самозабвенно, сам обслуживал посетителей, рисовал планы установки книжных стендов. Во многом его стараниями в Праге было создано прекрасное собрание до- и послереволюционной русской литературы, и поныне являющееся одним из богатейших в Европе. Он достаточно часто публиковался в пражских журналах, в основном с сочувственными статьями о развитии библиотечного дела и культуры в Советском Союзе.

В Праге у Тукалевского разрослась семья. Дочь Тамара, бывшая членом поэтической группы "Скит" и учившаяся на философском факультете Карлова университета, вышла замуж за библиографа Илью Голубя, у них родилась дочь. Семья жила с нансеновскими паспортами, как очень многие эмигранты, небогато, но прилично. В середине 30-х глава семьи стал прихварывать; супруга его оставила, уехав в Париж.

После московского процесса карьера и жизнь Владимира Николаевича в одночасье рухнули. Его объяснения не были приняты во внимание, со службы он был уволен. В октябре 1936 г. ему было запрещено появляться в Славянской библиотеке при сохранении жалованья до конца года. Он подал прошение в МИД, в котором обращал внимание на катастрофическую ситуацию, в которой оказался из-за злостной клеветы.

В объяснительной записке директора библиотеки в МИД говорится, что с юридической точки зрения в увольнении все законно. Библиотека не стала продлевать договор с Тукалевским, поскольку как из внутренних, так и из международных соображений оставаться ему на заметном общественном месте нельзя.

Можно представить, как мучился Тукалевский, но вскоре пришел конец всему, в том числе и переживаниям. В декабре он почувствовал сильные боли в кишечнике, в ходе операции была обнаружена злокачественная опухоль. Вмешательство хирургов уже ничем ему не помогло, на следующий день он умер. Чешские газеты написали, что "его быстрая смерть рождает определенные подозрения".

Эмигрантская печать прохладно встретила сообщение о кончине пражского библиотекаря – для нее он был "всецело советским человеком", писавшим об успехах СССР и даже в год своей кончины "напечатавшим в "Известиях" статью, в которой восхвалял культурную политику партии Ленина-Сталина". Тукалевский действительно в 30-е годы отшатнулся от антисоветски настроенных кругов эмиграции. Этому, возможно, способствовали его встречи с учеными из СССР на съезде славянских филологов в Праге в 1929 г., последующий прием в Cлавянской библиотеке В.Д. Бонч-Бруевича, бывшего редактором полного собрания сочинений Льва Толстого. Но считать его агентом Москвы вряд ли справедливо.

Конечно, всякое могло быть в грозовые межвоенные десятилетия. Советская разведка успешно вербовала информаторов и помощников даже из числа высокопоставленных белых офицеров, последовательно разлагала антисоветское ядро русской эмиграции. Мог представлять для нее интерес и русский служащий чехословацкого МИДа, хотя вряд ли он мог знать чересчур много в удаленной от министерства библиотеке. Но даже если Тукалевский и оказывал какие-то услуги советским товарищам – как мгновенно они его подставили, как легко сломали жизнь!

* * *

Поводом для написания статьи послужила выставка о жизни Тукалевского с многозначительным названием "Опасные знакомства", только что проведенная в память о первом директоре Славянской библиотекой в Праге. Я рассказал эту историю потому, что не хочу, чтобы когда-нибудь еще повторилось немилосердное время, беспощадное к своим и чужим, ломавшее хребты, как сухие ветки, и перемалывающее в прах человеческие жизни и судьбы. Могу добавить вслед за Бёллем: человек – не пыль на ветру.