Коммунистов загоняют в гетто

Коммунисты переживают нелегкие времена - внутренний разброд и шатания на фоне усиливающегося давления Кремля. Только-только зализали раны после "предательства" Селезнева (новый поход против компартии как раз и начался с ее думского унижения), как возникли коллизии между зюгановской верхушкой КПРФ и исполкомом НПСР во главе с Геннадием Семигиным. А ведь еще недавно "непримиримая оппозиция" и "антинародный режим" существовали в антагонистическом по форме, но по сути мутуалистическом симбиозе: компартия абсорбировала голоса "протестного" электората, меняя в ходе парламентских торговых сессий этот виртуальный капитал на капитал вполне осязаемый и ни на что большее ничуть не претендуя. Что же произошло? Почему схема, доказавшая свою эффективность при ненавидимом Ельцине, стала рушиться при его преемнике, на дружбу с которым зюгановцы поначалу столь рассчитывали?

Виноваты главным образом высокие мировые цены на нефть, позволившие экономике окрепнуть и сделавшие призрачной угрозу народного бунта, а также такой субъективный фактор как астральная связь президента со своим народом. В этих условиях, с одной стороны, резко упала действительная полезность КПРФ для власти, а с другой, alter ego компартии – "Единая Россия" – вознамерилась из очередной и по определению временной конструкции "партии власти" сделаться "правящей партией" в европейском смысле. Для этого нужны всего две вещи – изменить действующее законодательство, чтобы формировать партийное правительство, и победить на парламентских выборах. Популярность же КПРФ – самое главное препятствие воплощению наполеоновских планов единороссов.

Из чего эта популярность складывается? На выборах в Госдуму 1993 года коммунисты получили 12,4% голосов (по одномандатным округам результаты оказались и вовсе провальными – прошли лишь16 кандидатов). Но уже через два года за КПРФ проголосовали 22,3% избирателей, а в 1999 году - 24,3%. Опросы общественного мнения, при которых ставится задача выяснить не только электоральные предпочтения, но также их мотивацию, показывают, что собственно коммунистический электорат, не пробиваемый никакими аргументами и фактами, составляет как раз около 12%. Все, что сверх, - от идеологически не очень окрашенной тоски по державному порядку и твердым социальным гарантиям. Вобрать эти голоса и намерены единороссы, избегающие идеологической самоидентификации или неспособные к ней и позиционирующие себя в качестве выразителей "общенациональных" интересов. Если бы сии мечты осуществились, "Единая Россия" могла бы рассчитывать на 35 и более процентов голосов, что в силу особенностей выборов по одномандатным округам (включая задействование административного ресурса) позволило добиться парламентского большинства, возможно даже без привлечения разношерстных "попутчиков". КПРФ же была бы заперта в маргинальной нише, сокращающейся по мере естественной убыли коммунистического электората.

Таков, так сказать, стратегический замысел. Двухпартийная модель власти - левый центр (блок Рыбкина в 1995-м и ОВР в 1999 году с той, правда, поправкой, что изначально детище Лужкова и Шаймиева пыталось надувать оппозиционные щеки) и правый центр (от "НДР" к "Единству") – отставлена, и на успех, к примеру, того же Селезнева Кремль всерьез не рассчитывает. Вместе с тем, идея объединения всех отрядов "партии власти" в общую колонну остается более чем спорной. То, что голоса в поддержку ОВР и "Единства" механически не объединяются, - лежит на поверхности, и загонять коммунистов в электоральное гетто куда как сподручней было бы усилиями отдельной "левой" колонны.

С другой стороны, время сейчас смутное в том смысле, что относительная социально-экономическая стабильность позволяет все большему числу избирателей голосовать не сердцем, но умом, а в умах еще не все додумано. Именно с этим, наверное, связаны те удивительные скачки (в одночасье от 20 до 30% и обратно), которые претерпевают рейтинги главных конкурентов – "Единой России" и КПРФ. В данной ситуации многое, если не все, зависит от верного расчета и грамотного проведения предвыборной кампании. Между тем, ни единороссы, ни коммунисты оригинальностью творческих находок не балуют. Первые пытаются вновь выехать на идее Порядка и пиарят деятельность своего лидера на посту главы МВД, а зюгановцы вообще не меняют пластинок с 1992 года и подавляют любые "ревизионистские" поползновения (Семигина, Глазьева и др.), дающие компартии шанс на преображение, но угрожающие нынешним партийным бонзам лично. Такое вот "бесплодие умственного тупика" - характерное, кстати, и для прочих персонажей на предвыборной сцене – отличительная черта первого акта разыгрываемого сейчас действа.