За кулисами визита Примакова. Часть 1

Ближний Восток находится на пороге глобальных исторических перемен. Кризис в Персидском заливе повлечет за собой широкомасштабное изменение региональной политической системы, сложившейся в условиях постколониализма и "холодной войны". Дальнейшие события на иракском направлении неизбежно отразятся на внутриполитической обстановке в близлежащих странах: аравийских монархиях, Иране и Турции. Параллельно, и во многом под воздействием ситуации в Персидском заливе, наблюдается активизация политического процесса вокруг палестинских территорий; с разрешением иракского кризиса он, по всей видимости, вступит в решающую стадию. Одновременно происходит усиление исламского движения в большинстве стран региона. Во многих из них властям удалось расчленить его на умеренное и радикальное крыло. Здесь отмечается рост влияния легитимных политических структур исламского толка (Турция, Бахрейн, Марокко, Египет, Иордания) и активизация репрессивных мер против экстремистов. Там же, где этого не произошло, исламисты препятствуют официальной политике властей, а порой и открыто ей противостоят. Классическим примером подобной ситуации служит конфронтация ХАМАСа и руководства ПНА – с середины 2002 г. противоречия между ними заметно обострились. События в зоне Персидского залива способствуют росту популярности антизападного исламского движения, и в дальнейшем его соперничество с традиционными политическими элитами будет неуклонно набирать силу.

Одновременно, хотя и менее заметно, происходит омоложение правящей верхушки государств Ближнего Востока. С середины 90-х на смену лидерам, политически сформировавшимся в период постколониализма и "холодной войны", пришли молодые наследники (Сирия, Иордания, Марокко). Там, где бразды правления еще находятся в руках старшего поколения, в последние годы многие функции внутри- и внешнеполитического характера были переданы молодым (Египет, Ирак, Ливия, Йемен, а также Палестина, где на смену дряхлеющим функционерам ООП приходят более молодые активисты ФАТХа и бывшие и действующие офицеры спецслужб).

Таким образом, Ближний Восток и Магриб переживают весьма болезненный процесс расставания с наследием ХХ века, пребывая в поиске новых форм внутриполитических и межгосударственных отношений, а также достойного места в современном мире.

Российская политика в данном регионе приобретает особое значение. Ее сегодняшние плоды на многие десятилетия определят здешние позиции Кремля, от нее же во многом зависят внутриполитические тенденции на южных рубежах и в мусульманской части российского государства. Не менее важным является положение Москвы на нефтегазовом и оружейном рынках Ближнего Востока и Африки, поскольку оно имеет непосредственное отношение к развитию российской экономики.

Достижение первостепенных задач политики Кремля на данном направлении осложняется рядом факторов. Во-первых, до сих пор ощущаются последствия самоустранения Москвы из рассматриваемых регионов в начале 90-х. Тогда были утрачены многие позиции, обретенные в период 50-х – 80-х годов, в частности это касается механизмов воздействия на ключевые вопросы региональной безопасности: израильско-арабский конфликт и курдскую проблему. Вакуум заполнили главным образом США, страны Западной Европы, а отчасти Япония и Китай. Кроме того, внутриэкономические трудности по-прежнему препятствуют полномасштабному восстановлению утраченных Россией позиций. Данный процесс тормозит и сложность геополитической ситуации на Ближнем Востоке и в Северной Африке, вызванная последствиями 11 сентября, обострением обстановки на палестинских территориях и в Персидском заливе.

Еще одна проблема региональной российской политики связана с упоминавшейся сменой поколений в местном руководстве. Многие ближневосточные лидеры старшего возраста обучались в СССР, другие находились под влиянием марксистской идеологии и питали симпатии к Советскому Союзу, третьи, являясь противниками компартии у себя на родине, избрали путь стратегического партнерства с Москвой из геополитических соображений и последовательно его придерживались. Все они имели тесные связи с политическим руководством, МИД и спецслужбами СССР. Однако представители пришедшего им на смену молодого поколения получили образование в пределах Ближнего Востока или на Западе, преимущественно в Англии и Франции. Они не понимают русского и не имеют связей в Москве.

Но поскольку процесс омоложения региональной политической элиты до сих пор не завершился, ряд местных лидеров и представителей их окружения еще относятся к поколению советской эпохи. На Ближнем Востоке и в Магрибе (особенно Алжире) сохранился определенный "резерв", позволяющий использовать наследие СССР в российских интересах. Это вовсе не означает, что Москва должна полностью следовать традициям ближневосточной советской дипломатии. Однако не воспользоваться ее достижениями было бы, мягко говоря, неразумно. Путин и его окружение прекрасно осознают это. Сегодняшняя политика Кремля отличается прагматичностью и многовекторностью, она направлена на широкое взаимодействие с США и ЕС, а также на развитие связей с Израилем и арабскими странами прозападной ориентации. Одновременно Москва уделяет растущее внимание восстановлению сотрудничества со своими бывшими партнерами. Ключевую роль в этом играют дипломаты, ученые-востоковеды и сотрудники спецслужб, имеющие богатый опыт работы в данном регионе еще с советских времен и сохранившие личные отношения с местными политиками и общественными деятелями. Пожалуй, наиболее влиятельным (как в Москве, так и арабских столицах) и профессиональным из них является Евгений Максимович Примаков.

В свете всего вышесказанного, его последняя поездка в Багдад, состоявшаяся 23 февраля, приобретает совершенно особое значение.

Патриарх ближневосточной политики

Примаков – самый активный и убежденный сторонник идеи приоритетного значения "восточного" вектора внешней политики Москвы. В советский период он отстаивал ценность стратегических отношений СССР с арабскими режимами лево-националистской ориентации, особенно в контексте глобального противостояния с Западом. В первой половине 90-х Примаков считал необходимым сохранить тесные отношения с этими странами, в знак независимого курса российской внешней политики. Вскоре к аргументации геополитического характера добавились доводы национальной безопасности: Евгений Максимович подчеркивал, что прочные позиции Москвы на Ближнем Востоке позволят ей лучше контролировать ситуацию на южных рубежах Содружества. Теперь он рассматривает "восточный" вектор кремлевской дипломатии в более широком контексте, причисляя к нему практически все крупнейшие государства Азии. В марте 2002 г. Примаков высказался за "диверсификацию" российской внешней политики в пользу "развития хороших отношений" с арабскими странами, Ираном, Индией и Китаем.

Евгений Максимович оказывает значительное влияние на ближневосточную политику Москвы еще с конца 60-х. С начала 70-х годов он нередко выполнял на Ближнем Востоке личные поручения председателя КГБ Юрия Андропова; с конца того же десятилетия, уже в качестве руководителя Института востоковедения Академии наук СССР, направлял свои аналитические записки напрямую шефу разведки. Затем эти документы рассматривались на заседаниях Политбюро и ложились в основу соответствующих государственных решений. В период пребывания Андропова на посту Генсека ЦК КПСС роль его "ученого советника" возросла еще больше. Особо важную роль Примаков сыграл в достижении временного урегулирования между Багдадом и Демократической партией Курдистана весной 1970 г.; подписанное тогда соглашение существенно отразилось на дальнейшей судьбе как его участников, так и всего Персидского залива. В дальнейшем Примаков не раз выступал посредником между различными арабскими лидерами и политическими движениями. Так, в первой половине 80-х годов он пытался примирить центральную и просирийскую фракции ООП, а также Ясира Арафата с Хафезом аль-Асадом. Одновременно Евгений Максимович предпринимал меры по нормализации иракско-сирийских отношений.

Несмотря на частую смену первых лиц государства, активное участие Примакова во внешней политике Кремля продолжалось. С 1985 г. он приобрел заметное влияние на ближайшее окружение Горбачева и с приходом последнего к власти занял то же положение, что во времена Андропова. В качестве члена комиссии по международной политике ЦК КПСС, а затем и Президентского совета он разрабатывал рекомендации лично для Горбачева. Деятельность Примакова проходила в обход МИД и нередко противоречила позиции его руководителя Эдуарда Шеварднадзе. Особенно это ощущалось во время первого иракского кризиса 1990-91 гг. – тогда Евгений Максимович выполнял роль специального посланника президента СССР в странах Ближнего Востока, Западной Европы и в США. Он же принимал личное участие во всех переговорах с главой МИД Ирака Тариком Азизом, проходивших в Москве.

С уходом в отставку Шеварднадзе и назначением Бессмертных его преемником, Примаков практически монополизировал ближневосточное направление работы МИД. После августовского путча 1991 г. Горбачев назначил его начальником Первого Главного управления КГБ (внешняя разведка), а в январе следующего года Ельцин утвердил его в должности директора СВР. С этого момента и до весны 1999 г., когда он был отправлен в отставку с поста премьера, продолжался период наивысшего влияния Примакова на внешнюю политику Москвы.

В последние годы, являясь руководителем фракции ОВР, а затем и президентом Торгово-Промышленной палаты, Примаков продолжал активно участвовать в ближневосточной политике России. В 2001-02 гг. он уделял основное внимание развитию связей с Ираном и арабскими странами, причем уровень и содержание его контактов выходили далеко за рамки сугубо служебных обязанностей. Последние месяцы данная тенденция стала особенно очевидной. Так, например, в ноябре прошлого года президент ТППР посетил Северную Африку, где, в частности, провел переговоры с королем Марокко Мохаммедом VI. В январе он осуществил поездку по странам Персидского залива, побывав в Саудовской Аравии, ОАЭ и Омане. В Эмиратах Примаков имел продолжительную беседу с министром иностранных дел Хамданом аль-Нахайяном. Здесь же, согласно кувейтским источникам, экс-глава СВР встречался с шефом Службы общей разведки Хизой бин-Заидом. В Саудовской Аравии Примаков провел переговоры с одним из наиболее влиятельных представителей Эр-Рияда принцем Турки аль-Фейсалом (последний в 1976-2001 гг. возглавлял саудовскую разведку, а минувшим летом был назначен послом королевства в Лондоне).

Параллельно Примаков продолжает поддерживать тесные контакты со многими своими бывшими подчиненными по службе в МИД и СВР. Среди них следует особо выделить первого зам. министра иностранных дел Вячеслава Трубникова, который называет Евгения Максимовича своим "наставником, учителем и коллегой по службе во внешней разведке". В 1992-1996 гг. Трубников был заместителем Примакова, занимавшего пост директора СВР. Их тесное сотрудничество продолжилось и после того, как в январе 1996 г. Трубников занял место своего патрона, вставшего во главе МИД. В мае 2000 г. Вячеслав Иванович по политическим причинам оставил разведку и также перешел во внешнеполитическое ведомство. Здесь он курирует главным образом вопросы стратегического сотрудничества с Индией, Ираном и государствами Центральной Азии. Являясь представителем старой востоковедческой школы советского периода, Трубников принимает активное участие в формировании политики Москвы на южном направлении.

Тесные отношения связывают Примакова и с другим его протеже, министром иностранных дел Игорем Ивановым. Ведь именно "патриарху" ближневосточной политики бывший посол в Мадриде обязан своим назначением главой МИД осенью 1998 г. Личные отношения с Ивановым и его заместителем позволяют Евгению Максимовичу сохранять стабильное влияние на Смоленской площади, поэтому утверждения о том, что "эпоха Примакова" уже завершилась, вряд ли соответствуют действительности. К тому же, в конце прошлого года, с обострением ситуации вокруг Ирака заметно участились аудиенции экс-премьера у президента Путина. Таким образом, роль, которою исполнял Примаков во времена Андропова, Горбачева и Ельцина, в определенной степени сохраняется за ним и сегодня. Его внезапный визит в иракскую столицу в качестве специального посланника российского лидера – красноречивое тому подтверждение.

Окончание следует