Иерархи жаждут монополии
Часть 2

Безусловно, любая Церковь не может не стремиться к расширению своих пределов. Но автономия светского государства препятствует экспансии "общего дела" церковной организации за ее пределы и административно-принудительному распространению соответствующих обязанностей на все общество. Именно это не нравится сановникам РПЦ в их неустанных заботах по ограничению частной свободы. Сама же священная борьба за идеологическую гегемонию ведется под лозунгом возрождения "духовности".

"Наш народ по-прежнему страдает от моральной и мировоззренческой опустошенности", "Россия не возродится, если духовно-нравственные ценности не будут поставлены во главу угла" – кто не подпишется под этими словами вне зависимости от их авторства? Однако ж сии незамысловатые сентенции принадлежат Алексию II, а между церковным и светским пониманием "духовно-нравственных ценностей" существует коренное различие, ведь сами термины "дух" и "душа" имеют в теологии конкретное содержание, не вполне схожее с их значением в обиходной речи. Дискуссия на предмет того, возможно ли внутреннее самосовершенствование вне Православия или вообще вне Бога, – занятие априори бессмысленное. Но даже если мы на минуточку забудем, что общество представлено приверженцами самых разных мировоззренческих концепций, а также согласимся считать, что вся внецерковная культура греховна, а следовательно, безнравственна, то все равно что-то удерживает от совмещения понятий "духовность" и "воцерковленность" (принадлежность к общине). В конце концов, разве мало в нашей истории братья-православные вдохновенно резали друг друга, презрев любые человеческие и Божии заповеди? Так и подмывает еще раз процитировать то место из романа Булгакова, где Господь объясняет вахмистру Жилину: "Мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку...".

Между тем "традиционные духовно-нравственные ценности" в их церковной трактовке противопоставляются иерархами РПЦ ценностям либеральным как секулярным и греховным. В отличие от западного индивидуализма с его стремлением к "внешней свободе и земному благополучию", "традиционные ценности" русского народа включают в указанной трактовке не только собственно "верность в служении Богу и Истине Его", но и дежурный набор патриотических клише, перечень коих по существу неотличим от перечня, провозглашаемого, например, тов. Зюгановым: соборность, "идеалы самоограничения, приоритета духовного – над материальным, жертвенности и долга – над потребительством и эгоизмом, любви и справедливости – над правом сильного". В общем, набор всех тех добродетелей, которых вроде как лишен совращенный сатаной западный обыватель и которые, надо полагать, с лихвой возмещают русскому человеку мнимый недостаток у него стремления к внешней свободе.

Неприятие бесовского либерализма не ограничивается национальными рамками. По мысли митрополита Кирилла, высказанной, в частности, на недавних слушаниях в Госдуме, "либеральная традиция, под знаком которой формировалась западная цивилизация, никак не коррелирует с религиозными традициями православия, ислама, иудаизма, буддизма", поэтому западная культурно-цивилизационная модель не может быть признана "универсальной и предназначенной стать фундаментом мировой интеграции".

Здесь мы вынуждены привести также обширную выжимку из выступления митрополита Кирилла на VI Всемирном Русском Народном Соборе в декабре прошлого года. Начав с безоговорочного осуждения террористических актов 11 сентября в США, митрополит продолжил: "Террористы решили продемонстрировать миру намерение вступить в противоборство с западной цивилизационной моделью... В мире наблюдается экспансия секулярного либерального гуманизма – идеологии, основанной на приоритете земных интересов грешного человека над верой..."; при этом следует говорить не о столкновении христианской и исламской цивилизаций, а "о конфликте традиционных ценностей, в том числе религиозных, с секулярно-гуманистическими... Верующий человек стремится всеми силами оградить своих близких и свой народ от греха вероотступничества, даже если это противоречит гуманистическим идеалам "прав и свобод"... Нерелигиозный, деидеологизированный либеральный стандарт предлагается мировому сообществу в качестве универсального образца устроения жизни государства и человека. Однако многие народы стремятся отстоять право на собственный традиционный уклад... Чтобы предотвратить конфликт цивилизаций, следует переустроить мировой порядок таким образом, чтобы каждый народ получил возможность свободно развиваться в рамках собственной культурно-исторической и религиозной традиции... Международное право и межгосударственные организации должны принимать во внимание реальное мировоззренческое многообразие человечества".

Нетрудно увидеть, что за тривиальными рассуждениями о многоукладности мира кроется прежде всего почти физиологическое отвращение к либерально-гуманистическим идеалам. Но главный интерес представляет не эта болезненная реакция. Из подобных рассуждений следует, что не только права человека, зафиксированные в международных договорах, не являются, оказывается, универсальными ценностями, но таковых ценностей не существует вовсе. Единственно существующая универсалия – это право на уникальный традиционный уклад, не искаженный какими бы то ни было универсалиями. Именно данный вывод, с очевидностью вытекающий из приведенных рассуждений, кажется поразительным, ибо признание мировоззренческого многообразия – сущая ересь для адепта монотеистической религии. Вот ведь и сам митрополит Кирилл, выступая в стенах Госдумы, внушал депутатам: "Слово Божие научает нас, что христианство – универсальная религия, обращенная ко всем людям вне зависимости от их национальности".

Можно, правда, возразить, что митрополит призывает лишь учитывать реальное мировоззренческое многообразие в мире. Но отчего же тогда столь рьяное отстаивание права на культурно-идеологическую обособленность (что все равно кажется странным для проповедника) выказывается только на глобальной арене, а на отечественных подмостках делается попытка разыграть иной сценарий? Впрочем, следует признать, что претензии РПЦ на свое фактическое огосударствление и устроение российского общества в соответствии с "православным идеологизированным антилиберальным стандартом" тоже не абсолютны. Будем справедливы к нашим святым отцам – они заявляют свои монопольные права почти исключительно на славянские души, однако эти права заявляются ими предельно жестко.

"Русский человек, – по словам митрополита Кирилла, – православный по рождению, и обращение его в другую веру есть преступный прозелитизм". Сколь старательно Православная Церковь рисует себя защитницей права народов на религиозное самоопределение (и вновь воскликнем: не странно ли? – Христос не делил своих чад по "пятому пункту"), столь неутомимо хлопочет она о лишении такого права индивидуума, рожденного на просторах бывшей Империи славянином. Христианские ценности оказываются на практике не такими уж универсальными. РПЦ не ставит перед собой задачу обращения в веру Христову российских мусульман, иудеев или буддистов. В то же время и все гневные причитания православных иерархов по поводу угроз прозелитизма неизменно относятся только к западным христианским конфессиям, а также к раскольническим православным церквям и сектам.

Западные братья во Христе оказываются самыми злейшими врагами. С последователями Магомета Алексий II не считает зазорным быть на дружеской ноге, тогда как просто встретиться с Римским Папой противно его убеждениям. Дело, выходит, не только в секулярном либерализме-гуманизме, но в тотальном неприятии западной цивилизации.

К сказанному стоит добавить то и дело проявляющиеся у РПЦ симптомы какого-то средневекового мракобесия. В первую очередь имеется в виду пресловутый вопрос о числе зверя (из Апокалипсиса Иоанна Богослова), которое отдельным святым отцам по-прежнему мерещится в идентификационном номере налогоплательщика. Позиция же высших иерархов по данной проблеме (сформулированная в марте и декабре прошлого года соответственно в специальном документе Синодальной Богословной комиссии и в определении Священного Синода) остается двусмысленной. Можно указать и на другие примеры. Скажем, никто не спорит, что клонирование живых организмов, развитие генной инженерии, исследования по созданию искусственного интеллекта порождают массу морально-этических проблем, требующих своего решения в том числе с религиозной точки зрения. Однако позиция, занятая РПЦ, сводится по существу к требованию блокирования соответствующих направлений науки и может быть выражена простой формулой: "Не пущать!".

Если бы КПРФ победила на президентских выборах 1996 года, то к началу нового тысячелетия с коммунистической идеей в России наверняка было бы покончено – столь легко просчитывался оглушительный провал этого несостоявшегося правления. При нынешнем положении дел в верхних эшелонах Российской Православной Церкви обретение ее иерархами вожделенной идеологической монополии могло бы нанести такой удар по православию, по сравнению с которым 74 года существования богоборческого государства показались бы "золотым веком". Стоит ли пробовать?