Крайняя важность Средней Азии

Операция США в Афганистане заставила и Запад, и Россию по-новому обратить взоры на Среднюю Азию. После развала СССР Москва на какое-то время как бы забыла о своем среднеазиатском "подбрюшье", но затем – в чем-то успешно, в чем-то не очень – старалась всячески укрепить свои позиции в данном регионе. Запад тоже не оставался в стороне; тем не менее, несмотря на призывы ряда политиков и политологов (в первую очередь таких как Збигнев Бжезинский, о концепции которого еще пойдет речь ниже), особого усердия в общем-то не выказывал. Можно, конечно, вспомнить разработанный Евросоюзом проект ТРАСЕКА и выдвинутую американцами идею нового "Великого шелкового пути", суть которых – в прокладке транспортных коридоров в обход территории России и ослаблении тем самым влияния последней в Средней Азии и Закавказье; однако практических подвижек в реализации подобных замыслов было немного. Соединенные Штаты при Клинтоне, а уж тем более Европа, проявляли определенную брезгливость при общении со среднеазиатскими режимами, не отвечающими высоким представлениям о демократии и правах человека.

Теперь ситуация коренным образом изменилась. Как пишет американская и британская пресса, "война против терроризма все поменяла, превратив Среднюю Азию в зону жизненных интересов Запада. Но за предоставление военных баз и воздушных коридоров для нанесения ударов по Афганистану среднеазиатские страны захотят получить вознаграждение в виде помощи и безопасности... Американцев будут пытаться заставить разбить лагерь на заднем дворе России и вычистить это место. Для Москвы это трудный, однако в какой-то мере неизбежный момент". В этих условиях "Россия все же объединяется с Западом, частично по своему желанию, частично из-за того, что государства СНГ не оставляют ей другого выхода". В то же время "интересы России находятся под угрозой только со старомодной точки зрения борьбы за сферы влияния", тогда как "и Россия и Запад могут выиграть, если Средняя Азия получит перспективы долгосрочной стабильности".

Последнее не подлежит сомнению. России необходимо прежде всего оградить себя от экспорта из региона исламского фундаментализма, преступности, наркотиков, от миграции, наконец. Так что обеспечение здесь стабильности и тем самым упрочение своих южных рубежей – один из главных приоритетов среднеазиатской политики РФ. Чисто экономических же интересов в регионе (за исключением Казахстана) у России немного. Это страны Средней Азии экономически в ощутимой степени по-прежнему зависят от России как в плане товарных поставок (кроме, пожалуй, Узбекистана), так и в плане транзита (особенно Казахстан и Туркмения). Зависят они и в вопросах безопасности. Причем речь не только о Таджикистане и расквартированной там 201-й дивизии. Например, тот же Узбекистан вышел в 1999 году из Договора о коллективной безопасности СНГ, а всего год спустя, столкнувшись с вооруженным выступлением в Каратегинской долине экстремистов из т.н. Исламского движения Узбекистана (ИДУ), вынужден был смирить гордыню и едва ли не падать ниц перед "старшим братом". Суждения некоторых западных аналитиков о том, что американцы смогут полностью, да еще в короткие сроки подменить в указанных функциях Россию, сдается, вилами по воде писаны. Кстати, предоставив своим среднеазиатским союзникам карт-бланш на военное сотрудничество с США, Москва в то же время стремится держать ситуацию под контролем – не с этой ли целью в начале октября в Душанбе было проведено заседание Совета руководителей органов безопасности и специальных служб стран СНГ? Одновременно к работе в Душанбе приступила оперативная группа Министерства обороны России; появились сведения и об усилении российского воинского контингента в Таджикистане.

Таким образом, Москва сохраняет в регионе – во всяком случае пока – достаточно серьезные рычаги влияния. Вместе с тем общая картина выглядит довольно пестрой. Входящие наряду с Белоруссией и под предводительством России в Евроазиатское экономическое сообщество Казахстан, Таджикистан и Киргизия в той или иной степени (в отношениях с каждой из этих стран имеются свои – и весьма существенные – особенности) придерживаются "пророссийской" ориентации. Узбекистан в 1999 году присоединился к "антироссийскому" блоку внутри СНГ (ГУУАМ – Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдова), однако на практике президент Каримов руководствуется в основном мудрой тактикой "и нашим, и вашим", балансируя между Россией и Западом (последует ли теперь крен в западную сторону?). Что же касается Ашхабада, во всем стоящего особняком, то Туркменбаши озабочен лишь одним – как бы продать свой газ (главный источник валютных поступлений); пока иначе чем в (или через) Россию не получается (сравнительно небольшие поставки на север Ирана не в счет).

И вот ныне Запад резко усиливает свою политику на среднеазиатском направлении. В регион зачастили не только представители военных ведомств стран НАТО. Так, Евросоюз готовит программы экономической помощи и инвестиций в страны Средней Азии. Повышенную активность проявляет ОБСЕ. Делаются немаловажные политические жесты. Скажем, на радость Каримову Буш уже причислил ИДУ к международным террористическим организациям, с которыми Соединенные Штаты будут бороться.

Что всё это (прежде всего вероятное дальнейшее расширение военного присутствия США в регионе) сулит России? С одной стороны, как мы сказали, это вполне отвечает российским интересам. Но ведь данные интересы не сводятся только к обеспечению военно-политической и социально-экономической стабильности, они включают также сохранение и расширение нашего собственного влияния в регионе как элемента геополитики. Такие геополитические очки могут, в частности, служить своего рода разменной монетой в международных сделках по принципу "ты – мне, я – тебе". Возможно, размен уже состоялся? Тогда Путин явно продешевил: из зримых американских пряников в качестве платы за уступку своих позиций Россия пока получила только высказанное с оговорками осторожное "добро" на действия в Чечне (хотя ранее обходилась и без санкции из Вашингтона) да обильные обещания – отмены поправки Джексона – Веника (давно имеющей сугубо символическое значение), содействия вступлению в ВТО (что может подкосить целые отрасли отечественной экономики), списания маленькой толики долга (с расходованием этих средств на собственное разоружение и при условии хорошего поведения), etc. Прямо скажем, не густо.

Возможен, однако, и другой взгляд на проблему в целом. Если Россия и США выстраивают действительно союзнические, а не просто партнерские отношения, причем не тактические, а на стратегическую перспективу, то все предстает в совершенно ином свете – это уже игра не с нулевой суммой, а с обоюдным выигрышем: усиление влияния одного означает не проигрыш, а дополнительный бонус другого. Россия ведь не стала бы волноваться по поводу военного и прочего присутствия в регионе Белоруссии, точно так же как американцы только радуются соучастию британцев или немцев. Надеемся, никто не заподозрит нас в наивности – речь идет не о конкретной степени сближения, а об общих принципах взаимодействия. Именно о тех принципах, которые на пресс-конференции в Вашингтоне и имел в виду российский президент, когда, отвечая на поставленный в лоб вопрос, разъяснял, почему его не должно беспокоить американское проникновение в Среднюю Азию.

Насчет того, что Путин хочет видеть Россию полноправным союзником Запада и использует нынешнюю международную ситуацию для достижения означенной цели, уже писалось. Оставим здесь в стороне вопрос о том, насколько к этому готово российское общество и прежде всего политическая и чиновничья элита. Спросим, насколько к этому готовы Соединенные Штаты (и вообще Запад). Иначе говоря, насколько мышление в категориях борьбы между Западом и Россией за сферы влияния действительно предстает "старомодной точкой зрения". Не исключено, что лично Дж.Буш мыслит по новой моде, но вот американский истеблишмент отличается, как кажется издалека, еще большей заскорузлостью, чем российский. И здесь самое время вспомнить Збигнева Бжезинского.

В 1997 году вышла его нашумевшая книга "Большая шахматная доска". "Евразия, – писал Бжезинский, – является шахматной доской, на которой продолжают разыгрывать борьбу за мировое господство", и в этой партии США должны "предотвратить появление на международной арене доминирующей и антагонистичной евразийской державы", сиречь новое возвышение России – "данная задача является центральной в плане способности Америки осуществлять свое мировое господство". Еще ранее, в 1994 году, то есть на исходе "романтического периода" российско-американских отношений, в статье с красноречивым названием "Преждевременное партнерство" Бжезинский выражал опасения по поводу того, что могут сложиться международные отношения, которые "выхолостят Евро-Атлантический союз и сделают Россию, благодаря российско-американскому партнерству, вновь сильнейшим государством Евразии". В результате Запад утратит плоды своей победы в "холодной войне", а чтобы сего не допустить, стратегия США должна состоять в "поощрении на территории бывшего Советского Союза геополитического плюрализма", то есть максимального отдаления от России бывших советских республик.

Подобным образом в США продолжают мыслить очень многие. В то же время объективный интерес Америки в том, чтобы Россия оказалась в западном лагере, не исчерпывается, как представляется, вызовами 11 сентября. Так, не надо быть провидцем, чтобы предсказать, что на смену противоборству за мировую гегемонию между Вашингтоном и Москвой грядет в не столь уж далеком будущем противостояние Соединенных Штатов и Китая. Кстати, в 1949 году, после провозглашения Китайской Народной Республики, когда русский с китайцем были "братья навек", в американских газетах муссировался один и тот же вопрос: "Кто потерял Китай?". Как бы не пришлось американцам в очередной раз рвать на себе волосы, вопрошая: "Кто потерял Россию?".

Черчилль говорил, что государственный деятель отличается от политика тем, что смотрит на дальнюю перспективу, тогда как политик – только до ближайших выборов. То, насколько на Западе и в России будет восполнен дефицит государственных деятелей, и явится в конечном счете определяющим фактором в формировании между сторонами отношений нового, союзнического типа. Средняя Азия в этом смысле – как полигон, маневры на котором покажут в первую очередь степень реальной готовности Запада действовать не в пику, а параллельно с интересами России.